Большие каникулы
Шрифт:
— Что же делать? Пойдешь за горном. Если прямо через лес, через пятнадцать минут будешь здесь.
— Через лес? — в ужасе пролепетал мальчик.
— Конечно!
— Сейчас, ночью? Я?
— Конечно, ты! Ведь ты же забыл горн! Иди, нечего время терять. Ты забыл, тебе и идти.
Остальные, ворча, поддержали его.
Мальчик встал. Лес, который начинался в двадцати шагах от поляны, казался в темноте черным и взъерошенным, как кабан.
— Хорошо, я пойду, — едва слышно пролепетал мальчик
Углубившись в лес, он с радостью заметил впереди белый ствол березы, под которой столько раз сидел, развалившись, и лакомился нанизанной за соломинку земляникой. «Отсюда немного налево будет молодой лесок, в котором мы собирали хворост, — подумал Митуш. — А оттуда рукой подать до полянки, заросшей буками… Потом я спущусь по ручью и пойду по тропинке между елей до самой дачи. Вот и все».
— Только бы добраться до елей — подумал он вслух, ускоряя шаг и ощупывая на ходу выраставшие у него на пути корявые и перекошенные стволы.
Плато Хоморода, похожее отсюда на тетрадный лист, казалось осыпанным мелким и блестящим лунным инеем. Но здесь, под кронами деревьев, лунные лучи дробились на клочья, полоски и квадраты, а пониже, в долине, было так темно, что Митуш почувствовал, как у него подгибаются колени. Неужели он должен там пройти? Войти в этот темный и сырой карман?
«Гляди-ка, мне страшно!» Он остановился и начал громким голосом задавать себе вопросы — «анализировать», как, он слыхал, нужно делать, когда тебе страшно.
— Чего я боюсь?
— Темноты.
— Почему?
— Потому что я к ней не привык.
— Может она мне что-нибудь сделать?
— Нет. Это ведь все равно, что среди дня натянуть себе на голову одеяло. В конце концов, все останется по-прежнему, как и днем. 60 минут тому назад здесь было светло. Можно сказать, что ночь — это тоже вроде бы день, только двенадцать часов спустя… То есть — какие там двенадцать? Два часа… даже один… И все-таки мне страшно… Смешно! Я ведь прекрасно знаю, что днем… отсюда видно…
Так он пытался себя подбодрить. И вдруг остановился, задохнувшись:
— Что… что там видно? Что-то белое, скорчилось… Митуш почувствовал в груди нестерпимый жар. То есть странный холод… Он напряг зрение и вдруг… это белое, которое скорчилось там, задвигалось…
Послышался неясный шум. «Что это? Хрип? Шелест? Рычание? Медведь?..»
Он попытался успокоить себя:
— Здесь и днем-то медведей не бывает, а ночью…
Потом снова забормотал, едва шевеля губами:
— Кого я боюсь?
— Скажем… медведя.
— Почему я его боюсь?
— Потому что я к нему
— Может он мне что-нибудь сделать?
— Если это медведь, это еще не беда… Я лягу на землю и притворюсь мертвым. А если это что-нибудь другое?
Но он не успел себе ответить. Слева послышался треск и глухой звук падения.
— Медведь!
Он бросился направо, с ужасом оглядываясь через плечо, и вдруг остановился, прижавшись к стволу. Как смешно! «Медведем» оказался белый камень, что торчал посреди поляны. А хрип?
— Надо проанализировать. Камень — это камень. Разве камень дышит?
— Нет, не дышит.
— А если не дышит, может ли он хрипеть?
— Не может.
— А если не может, но все-таки захрипел, значит…
И тут совсем близко он услышал треск сломанной ветки.
— Значит… здесь оставаться нельзя, — продолжал он «анализировать», снова устремляясь вперед. Но вдруг снова остановился и прислушался. Ничего.
— Ух! Напрасно я испугался. Кому за мной гнаться?
Повеселев, он затянул было арию «Тореадор, смелее!» — и опять окаменел.
«Все-таки кто-то за мной гонится. Я слышу шаги. Они приближаются.»
— Сто-о-ой! — срывающимся голосом крикнул он.
— Стою! — послышался вблизи чей-то голос.
«Разговаривает!»— ужаснулся Митуш и быстро забормотал:
— Разве камень разговаривает?
— Нет, не разговаривает.
— Тогда кто же разговаривает?
— Я!
Он сказал «я»… Ничего не видно. Ничего… только какой-то огонек… зеленый и круглый, вот он приближается, ступает по сучьям… И, едва переведя дыхание, он опять начал «анализировать»:
— Разве огонек ходит?
— Нет, не ходит.
— А если он не ходит, почему он приближается? Может, это не огонек?…
— Нет, огонек… я его вижу, слышу… вот он уже в пяти шагах от меня… в трех…
— Я здесь! — снова послышался голос.
— Кто ты?
— Не видишь? Я, Флорин. Я за тобой гонюсь. Ведь ключ-то от спальни у меня… Пошли!
— Подожди! Разве ты не видишь? Там… зеленый огонек… Двигается! Подходит!
— Где? Здесь моя рука!
— Он прилип к твоей руке! Это привидение… вурдалак… Тьфу, тьфу, тьфу! — отплевывался он в ужасе.
— Что это на тебя нашло? Чего ты мне на руку плюешь?
— Огонек…
Брось шутки! Это мои часы с фосфорным циферблатом… Аты говоришь: вурдалак! Ну, пошли, уже пять минут прошло…
Митуш совсем было решился двинуться, как вдруг почувствовал страшный ожог на ноге.
— Не могу! Он меня жалит! Кусает!
— Кто? Что?
— Привидение! Вурдалак!