Большие Надежды
Шрифт:
– Наш эксперимент начался более тридцати лет назад. И именно Мессерер, в своё время, придумала систему отбора для кандидатов. Вы понимаете, о чём я?
– Генетические карты, – едва ворочая языком пробормотала Флоранс, мир которой так громко трещал по швам, что она почти не слышала Ханта.
– Совершенно верно. Мы запретили естественное размножение, которое вносило слишком много искажений в просчитанную эволюционную цепочку, и каждый год тщательно отбираем кандидатов. Сейчас идёт работа со вторым поколением, третье, по мнению наших генетиков, должно закрепить
Флор взглянула на одну из камер, где по-прежнему, прижавшись большим животом к стеклу, стояла одна из подопытных, и почувствовала, как неистово колотится сердце. Оно забилось так сильно, что единственное рабочее лёгкое закололо от безрезультатной попытки вздохнуть. Флор попросту не могла. Пыталась, молча хватала ртом воздух, но тот словно жёг пересохшую от волнения гортань. Впервые в жизни Флор чувствовала полную безысходность.
– Чем… чем именно занималась Мессерер? – едва слышно спросила она и сама не поняла, как смогла это сделать.
– Ей принадлежит идеология и разработка методики. Скажем так, она была нашим гением. Автором «генетического совершенства». Всем этим, включая меня, но не вас, мы обязаны именно ей.
Хант полупочтительно-полушутливо склонил голову, словно отдавал дань уважения памяти собственноручно казнённой женщины, а Флор почувствовала, что её сейчас вырвет. Взгляд снова скользнул по светлым камерам. Это всё сделала Руфь? Она? Женщина, которую они боготворили? Которая была для них светом, верой… надеждой? Но как это возможно? Как вообще с этим потом можно жить?!
– В последние годы она занималась исключительно теоретическими исследованиями. И, видимо, слишком увлеклась. Тем не менее на работе лабораторий это не скажется.
Не скажется…Значит, они будут продолжать.
– Что вы хотите получить в конце… экспериментов? – сипло спросила Флор отвернувшись и вдруг ощутила горечь на языке. Она сглотнула, а потом вдруг с каким-то истеричным смешком вдруг подумала, что вот так ощущается на вкус предательство.Руфь… Руфь! Что ты наделала? Почему?Флор не понимала, как не понимала, что должно будет случиться, чтобы она смоглаэтопростить. Невозможно. Слишком бесчеловечно!
– Процветающее общество, – тем временем с лёгким налётом электронного удивления ответил Хант, и Флор едва не расхохоталась.
Ах, конечно. Всеобщее благо! О! Это было идеальное преступление, где жертва была же его исполнителем. Ведь, на самом-то деле, люди никому не нужны. Только масса, которая обеспечила бы существование Города. Замкнутый круг из рождения, жизни и смерти, у которого нет ни цели, ни смысла. Как у самой Флор… Но она-то была обречена ещё до рождения! А они… Она снова обвела взглядом камеры и поняла, что не справится. Просто не вынесет. Никогда! Она никогда…
На плечо опустилась тяжёлая рука в чёрной перчатке, и Флор вздрогнула.
– Ваши обязанности
– Почему я? Моим делом всегда была только ботаника! – Флор облизнула пересохшие губы, чувствуя себя загнанным в угол крысёнком. Собственно, она таким и была.
– Вас рекомендовала Мессерер. – И маска опять чуть наклонилась, ещё больше приблизившись к Флор.
– Но…
– Она былахорошимгенетиком независимо от… политических убеждений. Надеюсь, вы не хуже.
Респиратор с шумом выдавил из себя воздух, и Флор на секунду зажмурилась.
– Так что, вы согласны?
И вопрос в его голосе звучал лишь формальностью. Флоранс отвела взгляд.
– Зачем вы спрашиваете? Выбора ведь всё равно нет…
Давление на плечо исчезло, и Хант, развернувшись, направился в сторону выхода.
– Выбор есть всегда, – бросил он. – Хотя теперь он весьма тривиальный. Жить и принести пользу Городу, или же умереть. Видите, всё очень просто.
Действительно. Проще ведь не бывает. Флор едва не фыркнула от абсурда, но тут Хант вдруг оглянулся.
– Вы идёте?
Взгляд Флор опять остановился на той самой беременной, что весь разговор простояла около стеклянной стены. Она смотрела так настойчиво, словно пыталась что-то безмолвно сказать, но боялась быть пойманной. Только лишь когда Хант отвернулся, женщина отступила вглубь своей белой комнаты. И было что-то особенное в упрямом выражении её лица, отчего Флор против воли медленно проговорила:
– Да.
***
Полутёмный зал казался пустым, если не считать пары занятых кресел да мелькавших на фоне неоновых вывесок редких теней. На крошечной сцене томно извивалось нечто в пошлых рюшах и кружевах, в воздухе чувствовался синтетический аромат сигарет, сандала и пряной выпивки. Застывший на пороге Артур позволил дверям у себя за спиной закрыться с тихим шипением, огляделся, а потом с лёгкой усмешкой уверенно направился между столиками, стараясь не привлекать внимания к своей долговязой фигуре. Он отлично видел в этом сиреневом полумраке, а потому скривился от отвращения, заметив чью-то голую задницу в третьей кабинке, но промолчал. В конце концов, если его брезгливость и чувство меры не позволяли, точно полоумному сношаться с первой же из подвернувшихся официанток, то до остальных ему не было дела, пока всё происходило в рамках закона. А тот оставался за дверями в эту часть Башни.
Служба Отдыха, состоявшая из целого комплекса на нескольких этажах, находилась в её самом дальнем «зубце» и предоставляла услуги разного толка. Об этом месте в Городе ходили разные слухи, когда, разумеется, не могли быть услышаны посторонними, но доподлинно знали о том, что происходит за этими бетонными стенами, только привилегированные жители Башни. Здесь можно было найти практически всё. На любой вкус, цвет, размер и гендерные предпочтения… Но, главное, здесь можно было поговорить без лишних свидетелей.