Большие перемены
Шрифт:
— Домашнего — это ты права. Мне, кроме всего прочего, показалось, что он… голодный. Неухоженный, обозленный, есть хочет… В общем, холостой мужик, — согласно кивнул Буравин.
— Ох, хоть бы пить не начал! — забеспокоилась Полина.
— Надеюсь, удержаться от рюмки у него ума хватит, — пожал плечами Буравин.
— Ты же сам сказал — он как будто одержим, — напомнила Полина.
— Сказал, сказал. Правда. Но теперь жалею. Я не знал, что ты так разволнуешься, родная… — Буравин попытался привлечь к себе
— Извини, Витя… Не успокоюсь я, пока не схожу туда.
— Давай вместе сходим, а? — попросил Буравин.
— Витя, ну ты с ума сошел? Он же тебя видеть не может! — воскликнула Полина.
— Тебя, кстати, тоже. Но я и не говорю, что я буду подниматься с тобой в квартиру. Подожду в машине. Ты же недолго? — И он заглянул ей в глаза. — Полина, так ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой?
— Нет. Я чувствую, что это мой долг. — Полина уже начала складывать в сумку пирожки и другие вкусности.
Буравин, наблюдая за ее действиями, вздохнул:
— Раз ты чувствуешь так… Ладно, с чувствами не поспоришь.
— Витя, я прошу, пойми меня. Ты всегда меня понимал. Борис и ребята обижены. Обделены. Они чувствуют себя брошенными, — объясняла Полина.
— По-моему, это ты считаешь, что их бросила, — вздохнул Буравин.
— В точку. Если быть до конца откровенной, то да. Я их бросила, — согласилась Полина.
— Нельзя так рассуждать! Полина! Нельзя жить только ради детей, ради пресловутого чувства долга.
— Да, я с тобой согласилась, поэтому я к тебе ушла. Но сердце-то неспокойно! Значит, я не совсем права, — покачала головой Полина.
Буравин внимательно посмотрел на нее:
— А может быть, ты внушила себе это излишнее чувство долга? Сколько ты видела среди знакомых, подруг, женщин, которые живут якобы ради детей. Потом дети вырастают, выпархивают из гнезда, а эти женщины остаются глубоко несчастными.
— Да, согласна. Но я видела и знаю другие примеры. Когда женщина поступала так, как нужно было только ей. Шла на поводу у своего чувства, у своей страсти. А потом незаметно теряла многое: доверие близких, своих детей… Что хуже, Витя? А что лучше? И кто рассудит? — спросила Полина.
Буравин обнял ее:
— Мы справимся. Если будем все время вместе. Поддерживая друг друга.
— Да, любимый. Ты прав, — прижалась она к нему покрепче.
— А ты, любимая, упрямишься и отказываешься от моей поддержки, — с ласковым укором сказал Буравин.
Полина замотала головой:
— Что ты! Я благодарна тебе за поддержку. Я хочу ощущать ее и сегодня — на расстоянии. Я пойду туда, а ты меня жди.
— Но ты ведь недолго, правда?
— Совсем недолго. Мне просто надо на них посмотреть. На Алешку, на Костю и…
— И на Бориса, — продолжил Буравин.
— И на Бориса, — кивнула Полина.
— А когда ты разведешься? —
— Я и так считаю себя его бывшей женой. Но он не перестал существовать для меня как человек.
— Понимаю. Я буду ждать тебя, — посмотрел ей прямо в глаза Буравин, и Полина ответила таким же прямым и нежным взглядом.
— Я Люблю тебя.
— Я люблю тебя, — эхом повторил он.
За столом следователя Марукин примерялся к новому месту. Он вальяжно развалился в кресле и даже закинул ноги на стол. Но тут в кабинет вошел охранник, и Марукин быстро убрал ноги со стола.
— Разрешите доложить? — козырнул парень.
— Ну, чего случилось? — недовольно буркнул Марукин.
— Нашему подследственному… Который Родь, особо опасный… Ему передачу принесли. Вот.
— Замечательно. А ты знаешь, что за этим Родем глаз да глаз нужен? — спросил строго Марукин.
— Так я поэтому к вам сразу и пришел. Потому что вы приказали… С Григорь Тимофеичем сами… Что особо тщательно…
— Да не волнуйся ты! Хочешь, я сам его посылку проверю? — поспешил его успокоить Марукин.
— Нет, зачем же? Это же моя обязанность, — охранник начал выгружать предметы из пакета на стол. Одно за другим, на столе появились банка тушенки, большой кусок сала, бутылка пива. Марукин повис над предметами, как Кощей:
— Вот-вот. Ты знаешь, что в сале можно пронести?
— Что? — сглотнул слюну охранник.
— Напильник! Нарежь-ка, проверь! — указал Марукин, и парень начал резать сало. Не удержавшись, он отправил в рот кусочек. Марукин в это время незаметно переложил бутылку пива из группы не проверенных в группу проверенных продуктов.
Лева вернулся из отделения милиции и подошел к автомобилю, в котором сидел Костя.
—Что? Все успешно? — взволнованно спросил тот.
— Передал. Посмотрим. Фу-у, жарко! Я пошел, Костя.
— Нет, Лева, подожди. — Костя быстро отнял руку от руля и схватил Леву за рукав.
— Только не говори, что тебе надо со мной поговорить!
— Лева, мне надо с тобой поговорить, — вздохнул Костя.
— Это глупая фраза, Костя, — поджал губы Лева.
— Садись, — сказал Костя.
Лева вздохнул: он сдался. Сев рядом с Костей, Лева пробормотал:
— За компанию, как говорится, можно и удавиться…
— Лева, мне кажется, что ты и на собственных похоронах шутить будешь, — недовольно сказал Костя.
— Да, а ты на своих сам будешь плакать! — парировал Лева.
Неожиданно у Кости зазвонил телефон, и он поднял трубку. Звонила Катя:
— Алло! Костя! Скажи, ты будешь дома сегодня вечером?
— Катя, нет, нет… Извини, мне некогда. Дома сегодня меня не будет вообще. Там мой брат со своей невестой встречаются. Понимаешь?