Большие перемены
Шрифт:
— Ты опять! — воскликнул Костя.
— Да что опять! Во всяком деле нужна точность! Для одного блюда яйца варятся две минуты, для другого — десять.
— Не надо про яйца, Лева. Не надо нравоучений. Я и так сижу, как на иголках. А еще ты… со своими яйцами. — Костя поморщился.
— Я так говорю, потому что ты, наверное, не понимаешь. Если бы мы смотрителя подвели, мы тем самым себе подписали бы смертный приговор. Он же не в порядке дружеской просьбы мне план изложил. Он сказал: «не поможете мне, ребята, —
— Так прямо и сказал? — вздрогнул Костя.
— Не сказал, а даже написал. Я бы тебе предъявил записку, да ее сжечь пришлось. Из соображений конспирации.
— А почему — грохну обоих? Он же с одним тобой договаривался, — испуганно спросил Костя.
Лева отмахнулся:
— Я тебя умоляю. С одним, с двумя, с тремя. Какая разница! Грохнет всех и глазом, не моргнет. Если он собственных детей не пожалел…
Костя снова посмотрел на часы:
— Не могу я, кажется, каждая минута — как час.
— Это нервы, Костя. Хотя я бы на твоем месте уже не волновался. Не в первый раз.
— Лева! Что ты начинаешь? — взвился Костя. Лева поспешил успокоить его:
— Все, все, заканчиваю. Я просто хотел сказать, что у тебя, Костенька, получается сухим из воды выходить. Брательника своего собственноручно чуть на тот свет не отправил. И ничего. Вышел сухим из воды, как гусь.
Костя зло смотрел на Леву:
— Это ты не напоминаешь, называется?
— Ах, какой ты ранимый. Ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Я это тебе говорю, но с остальными-то я — могила. — Лева приставил палец к губам, улыбаясь.
— Ты не говорил, а вот я сказал. Кате сказал, — понурился Костя.
— Об этом ты мне уже сообщил. Только ей-то — зачем?
— Да, я — дурак. Но у меня есть оправдание. Я — влюбленный дурак. — Костя вздохнул.
Они вновь синхронно посмотрели на часы, и Лева решительно заявил:
— Все. Пора. Едем к окнам изолятора.
— Там долго не постоишь.
— А долго и не придется. Как бы не опоздать! Едем!
Машина тронулась с места и вскоре остановилась у другой стены здания милиции, у окон с белыми занавесками.
— Интересно, а почему здесь решеток нет? — Костя выглянул из машины:
— Потому что больным не до побега. Им бы выжить.
— А вот и нет, Мой брат из больницы бежал, — возразил Костя.
— Бежал же. Успешно. А врачам кажется, что их пациенты должны послушно лежать в своих лежбищах, как морские котики, — хмыкнул Лева.
— Тебе бы, Лева, не рестораном заведовать, а куда-нибудь в творчество определиться. Что ни фраза, то афоризм, — съязвил Костя.
Лева отпарировал:
— Зря думаешь, что в ресторане творчество не нужно. Еще как нужно. Самая что ни на есть творческая профессия! Изменила муза — ушел клиент. Вот так. Слушай, а как там в аннотации к лекарству написано, какой срок действия препарата?
— От минуты до десяти.
— Может быть, у него организм по-особенному особенный?
— Не каркай, — Костя вздрогнул.
— А что, не каркай! У них сейчас ужин по расписанию, камеру проверить должны — сто пудов. Может быть, всем на него плевать? Поставили миску да пошли дальше.
— Лева, сейчас ты сомневаться начал. Может быть, уедем? — предложил Костя.
— Все, все, молчу… Но я бы у себя такого не позволил… подать блюдо не вовремя! Это же неслыханно! Причем совершенно неважно, какое это блюдо — фуа-гра или тюремная баланда.
— Да, и от того, и от другого болит печень…
— А ты-то откуда знаешь? От тюрьмы ты, Костенька, успешно спасаешься, а фуа-гра тебе пока не по карману, — хихикнул Лева.
Костя зло огрызнулся:
— Я думаю о том, что могло произойти. Смотрителю на самом деле стало плохо. Не на пять-десять минут, а серьезно…
— О, я смотрю, у тебя появились к Михаилу Макарычу настоящие человеческие чувства.
— Да нет, никаких чувств. Просто если он… кирдык, то и наши деньги… кирдык.
Лева вновь глянул на часы и согласился:
— Да, мне это ужасно все не нравится. И на какие только жертвы не приходится идти ради женщин!
— Ты про меня? — отозвался Костя. Лева вздохнул:
— И про себя тоже. Моя рыжая чертовка с бриллиантовым блеском в глазах совершенно ясно представляет роль мужчины в доме. Сексуальный обеспечитель всех ее капризов.
— Сколько прошло времени?
— Пятнадцать минут…
— Фу, я думал, два часа… — тяжело выдохнул Костя.
— У тебя состояние измененного сознания, Костя. Транс от страха, — объяснил Лева.
— Это ты у Риммы таким красивым словам выучился? — язвительно спросил Костя.
Лева поднял брови:
— А что? Римма, между прочим, психоаналитик по образованию.
— Да ну? А чего же она в гадалках прозябает? — удивился Костя.
— Потому что роскошествовать с дипломом в десять раз хуже, чем прозябать в гадалках, как ты говоришь. Тарифы иные.
— Да, у тебя с твоей половиной тоже много общего, — задумчиво протянул Костя.
— Кто спорит!
И они снова, не сговариваясь, посмотрели на часы и дружно вздохнули.
— Все, время вышло, — сказал Лева.
— Зря ждали. Обломил он нас, — кивнул Костя. — Что, поехали? Или подождем пять минут? Давай встанем под окнами кабинета следователя. Может быть, что поймем.
— Накатаемся у милиции на свою голову! — пожал плечами Лева.
Зинаида сидела на кухне за столом. Маша вышла из своей комнаты нарядная, улыбающаяся, и бабушка сразу спросила:
— Машенька, ты собралась куда-то?
— Да, бабушка. У меня свидание. С Алешей, — улыбнулся Маша.