Большое гнездо

Зорин Эдуард Павлович

Только нырнул он в ближние кусты, только ногу вскинул, чтобы выпрыгнуть из седла, как долетел до его слуха подозрительный шорох. Не еж пробирался в леске, не лисица искала свою нору — ехали по тропинке вершники, и не двое, не трое, а великое множество, ехали, переговаривались друг с другом, по сторонам не глядели.

Не сразу понял молодой дружинник, к чему бы это, откуда взялись в лесу люди; забыв про живот, пялил на тропинку испуганные глаза, а вершники совсем близко подъехали, даже дых лошадиный услышал вой. «Господи, пресвятая богородица!» —

мысленно перекрестился он и, развернувшись, пошел скорой рысью, приминая колючий кустарник.

Опростоволосился Говорек, не достала его стрела расторопного воя. С досады согнул он на колене лук. Столько задумано было, так вязалось все одно к одному — и Велизар на щедрые его обещанья прельстился, и гонец от боярина вовремя доскакал, не утонул в реке, не сломал коню ногу, и совсем уже было подошли к Романовой дружине незамеченными, а вынесло на него незадачливого воя — и тетиву не дожала дрогнувшая рука.

Ощерил Говорек перекошенный рот, с досады глубоко вонзил коню в поджарые бока острые иглы шпор — и пошел за ним буйной поступью спрятанный в засаде отряд, распахнулся перелесок, ударило в лицо полуденное горячее солнце.

Нет, не быть Говореку подле Мечислава на краковской горе — не застал он врасплох Романа. У русских мечи острые, выносливее мохноногие кони. Красное корзно Волынского князя взвилось за плечами, как полыхающий огненным цветом прапор . Рука вскинута над головой, в руке — голубая молния.

Сшиблись две лавины, заржали, подымаясь на дыбы, кони, зазвенела сталь.

Боярина Велизара словно вышибло страхом из высокого седла: покатился он под бугорок, встал на четвереньки и бойко шмыгнул в траву.

А русские бились с ляхами, не жалея сил. Много пало храбрых воев с той и другой стороны. И не выдержал Говорек, малодушно повернул коня своего вспять. И за ним повернула коней вся его дружина.

Оставшихся не добивал Роман, злость свою не вымещал на простых воях. Вслед за Говореком кинул он своего коня.

Кто куда — рассеялась в поле дружина коварного палатина, не поспели за своим князем и Романовы вои. Только двое и скакали они на глазах у своих и врагов — впереди оглядывающийся через плечо Говорек, позади — волынский князь...

Дрожа от волнения, следил за ними из своего укромного места Велизар, кусал себе пальцы, жалел, что не достать издалека до Говорека и самой меткой стрелой. Натянул бы он лук, спустил тетиву — и не вылезла бы наружу его измена, а если не порубит Роман палатина, то держать боярину перед суровым князем ответ.

Хорош конь у Говорека, но еще лучше — у Романа. Не уйти Говореку от погони — еще немного проскачет он, вымахнет на бугорок и в растерянности поглядит перед собою на просторную водную гладь. Как же это из головы у него вышибло, как же забыть он мог, что совсем недавно сам шел с этой же стороны и переправлялся с отрядом через речку.

Но даваться в руки Роману Говорек не хотел, не хотел стоять перед ним униженно. Съехав со скользкого берега, сразу по самую шею в воде оказался его конь.

И снова в спешке забыл Говорек: не ему ли сказывал провожавший их до Козьего брода старик, что пониже пойдут по реке ямы да омуты, что немало коров погибло в их пучине у окрестных крестьян?!

Теперь уже поздно, теперь не выправить палатину на отмель своего коня. Словно жидкую кашу, варят омуты в реке донный ил и мелкий песок. Шипит и пенится у горла Говорека живая вода.

Въехал Роман в воду на отмели, протянул палатину руку — нет, не схватится за нее Говорек, не примет милости от своего врага. Но седло все глубже уходило из-под него в пучину, вода заливала голову, и тогда с простуженным криком вцепился палатин в перщатую рукавицу князя...

Постыдно, пешим, пригнал Роман Говорека в свой ликующий стан. Увидев уныло бредущего впереди князева коня палатина, шмыгнул Велизар за спины других бояр. Но взгляд Говорека уже вырвал его из толпы, и другое лицо вырвал он из толпы окруженных дружинниками пленных. Попятился Велизаров гонец, придерживая рукою порубленное плечо, обреченно опустил голову.

Усмешливо разглядывая сбившихся в кучу ляхов, Роман сказал:

— Неспроста ты, Говорек, оказался на моем пути. Скажи, кто оповестил тебя, и тогда отпущу я вас всех на волю. А не скажешь, иным велю рубить головы, а иных с собою возьму в полон. Видишь, не твоя только жизнь, но и людей, коих взял ты с собою, в твоих руках.

Знал, с какого края лучше всего подступиться к палатину, Роман. Ежели бы просто стал его пытать-выпытывать, ни за что не признался бы Говорек. А тут призадумался крепко. Тяжелая повисла над поляной тишина. И свои, и чужие глядели на Говорека — одни со страхом, другие с любопытством.

И первыми не выдержали нервы у гонца. С криком вырвался он из толпы пленных ляхов, упал перед Романовым конем на колени:

— Казни, княже! Целуя крест, винюсь перед тобою, я был послан к палатину, моя во всем вина...

Опершись на холку коня, Роман посмотрел на него с усмешкой:

— Ты — раб и наказан будешь. Но не твой убогий ум замыслил сие коварство. Так кто слал тебя к Говореку, сказывай?..

Обернулся гонец, встретился взглядом с Велизаровыми лихорадочно заблестевшими глазами, открыл рот — и повалился наземь. Метко пронзила ему шею боярская перенная стрела. Второю стрелой хотел Велизар поразить Романа, но не успел натянуть тетиву. Схватили его дружинники, вырвали, отбросили в сторону лук, пригнули боярина к земле.

— То-то еще утром подумалось мне, — протяжно сказал Роман, — пошто это ты, боярин, воротишь от меня рыло. И про счастье сказывал, и блудливо улыбался.

— Про счастье я верно сказывал, — поднял глаза Велизар, — да не про твое, князь.

— Как на льду, обломился ты, боярин. Говори, почто задумал свое коварство.

— Казнил ты в прошлом году мово брата...

— Эвона что!.. Да тебя-то я миловал, тебя-то я не казнил.

— Видимо-невидимо слез пролил ты на Волыни...