Большое гнездо
Шрифт:
— Бывал я в Новгороде. Жил в Неревском конце. Искусные у них ковали. Они меня иучили. Мечи ковать. Делать замки. Славные в Новгороде замки. Слышал?
— Как не слышать.
— Народ веселой. Когда хмельной, а когда и суровой. На все руки мастера. Гордые.
— Всяк русский горд.
Морхиня оторвался от наковальни, подхватил клещами и снова зарыл подкову в красные уголья.
— А вот поди ж ты, — сказал он, вытирая со лба пот рукавом рубахи, — всё делимся, всё с рядом ездим из удела в удел, а урядиться
— Аль твои ковали делят?
— Ишь ты куды хватил! Головастой, — усмехнулся Морхиня,.
Прогревшись до самых костей возле жаркого горна, Четка распрощался с кузнецом. Не терпелось ему первым добрым вестником пройти по всему посаду. Бегал он со двора на двор и всюду был желанным собеседником.
К вечеру охрип Четка от разговоров. Вернулся на княж двор едва живой, но счастливый. Не зря пропал день.
А в тереме отроки с ног сбились, разыскивая попа.
— Это где же тебя черти носили? — сурово спросил наконец-то появившегося Четку Всеволод.
Оторопел поп. Однако князь был в хорошем расположении духа. Выслушав сбивчивые оправдания Четки, сказал:
— Готовься в путь, отче. С утра поедешь в Новгород со Святославом.
— А как же другие княжичи? — пролепетал ошарашенный Четка.
— Святослав первым едет князем на сторону. Ему грамота твоя нужна. Да и глаз чтобы рядом был. Чуешь?
— Чую, княже, — захлебнувшись от радости, воскликнул Четка и кубарем выкатился из гридницы.
Узнав о его отъезде, Варвара всплакнула, сунула в руки узелок со стряпней:
— Пригодится в дороге.
Четка тоже расстроился, но грусть его была недолга. За хлопотами да заботами быстро истек недолгий зимний вечер.
А утром длинный обоз с уложенным в колоду покойным Мартирием и новым новгородским князем тронулся через Серебряные ворота на Ростов под долгий перезвон соборных колоколов.
Мирошка Нездинич думал, что и его отпустит Всеволод в Новгород: дело сделано, чего же еще?
Да не тут-то было.
Накануне сидели в гриднице думцы, и Нездинич был с ними. Теперь держался он с остальными на равных, князю в глаза глядеть не опасался. Вместе утверждали они Митрофана владыкой, Всеволод даже совета у Мирошки спрашивал, справлялся, как поведут себя новгородцы: доселе не приходилось им принимать к себе пастыря из чужих рук.
— Пущай привыкают, — говорил Мирошка, — старые времена кончились.
— Ой ли? — качал головой Всеволод. — Не верю я что-то вашим крикунам.
— Ефросима сызнова во владыки не кликнешь — шибко разобиделся старец. А другого у нас на примете нет, — с кротостью отвечал Мирошка.
— Другого нет, — соглашался Всеволод, — да долго ли сыскать?
Забеспокоился посадник: что-то еще задумал князь? Покосился на думцов — те сидели с
Всеволод сказал:
— Не со стороны даю я вам князя, а свою кровинушку. Смекаешь ли, боярин?
— Как не смекать, — кивнул Мирошка. — Но мое твердое слово тебе уже ведомо: покуда жив я, в беду Святослава не дам.
— Мартирий тоже долго жить хотел, да в одночасье преставился, — сказал Всеволод.
Мирошка даже руками на него замахал:
— Уж и меня не собрался ли ты хоронить, княже?
— Все мы смертны, все под богом ходим, боярин, — усмехнулся Всеволод. — Нынче я за тебя, Мирошка, пуще всего опасаюсь, — продолжал князь, — нынче у тебя врагов и завистников в Новгороде не счесть... И, поразмыслив, вот что решил: останешься ты покуда во Владимире — тишина у нас и покой. Да и я гостю буду рад. А скучать тебе мы не дадим.
В лице переменился Нездинич — так вот к чему клонил Всеволод! Сызнова пленник он у него, сызнова оставляют его заложником. Раньше времени порадовался посадник, раньше времени велел поставить свои возы в отправляющийся заутра обоз.
— Почто позоришь седины мои, княже? — выдавил он через силу. Но Всеволод уже не слушал его, будто и не было в гриднице боярина, будто и не с ним только что вел разговор. Обернувшись к думцам, стал наставлять Святославова дядьку:
— Тебе, Лазарь, сам бог велел ехать с молодым княжичем. За малым приглядывай, Четке вольничать не позволяй. Поп он разумный и зело ученый, а всё ж... Да и опытный муж должен быть у Святослава под рукой — чай, не одной псалтирью станет тешиться на чужбине.
Гордо выпрямился Лазарь, встал, поклонился Всеволоду:
— Спасибо за доверие, княже.
И Митрофану наказывал Всеволод:
— Гляди в оба, не заносись, верных людишек собирай вокруг себя, а не надейся на одну дружину — ты Святославу правая рука, во всем опора.
Митрофан кивал рыжей головой, слушал внимательно. Неожиданное выпало ему счастье — до сих пор не мог он еще оправиться, не знал, как вести себя в княжеских хоромах, краснел и хлопал глазами. Но внешний вид его был обманчив, и Всеволод это понимал. Неспроста выбрал он его для исполнения своей воли, неспроста долго советовался с Иоанном и приглядывался...
Расходились в темноте. На гульбище Нездинича попридержал Кузьма:
— Что пригорюнился, посадник?
— А радоваться чему? — хмуро отстранился от него Мирошка. Про себя он смекал: что, если ослушаться князя? Что, если взять да и встать в обоз?
Шальная это была мысль, бестолковая. Нешто даст ему Всеволод выехать из города беспрепятственно?!
Кузьма подтвердил его опасения:
— Приставлен я к тебе нашим князем, Мирошка. Куды ты, туды и я.
— У тебя глаз востер, — проворчал посадник.