Большое гнездо
Шрифт:
— Человечек заплутал в лесу, дорогу на Потяжницы спрашивал...
— У нас заплутать мудрено, — сказал боярин, которому ни растрепанный вид Дунехи, ни слова ее не понравились. Не понравился ее ответ и Гребешку.
Почувствовав беспокойство, Одноок встал, направился к выходу.
— Ты куды, боярин? — встрепенулся Гребешок и засеменил за ним следом.
— Некогда мне у вас лясы точить, — проворчал Одноок. Как почудилось ему неладное, так и отпала охота гостевать у мельника. Дунеха — так та вроде бы даже и обрадовалась уходу боярина. Но
Гребешок подбежал к коню, подержал стремя. Одноок взгромоздился в седло, тронул поводья.
— Не забывай нас, боярин, — угодливо согнулся Гребешок.
Одноок не ответил ему. Въезжая под сень леса, краем глаза увидел он, как мельник дал Дунехе увесистую затрещину. Мельничиха покачнулась, но не вскрикнула. Когда боярин обернулся, они все так же стояли рядом и, кланяясь, глядели ему вслед.
Затрещину боярин понял по-своему (обиделся Гребешок, что жена вертелась подле гостя), и это польстило ему. Он даже обрадовался, что мельник, не от сытости отдает ему жену. Едучи лесом, Одноок услаждал себя приятными мыслями, рисовал отрадные картины и не заме тил, когда конь своротил на боковую тропочку. Деревья встали плотнее, лесная сень сделалась тенистее, тропка спустилась на дно оврага к замерзшему ручью, и здесь боярин увидел Вобея.
Видать по всему, его тоже смутило неожиданное появление боярина. Он нахмурился, но тут же овладел собой. Одноок опасливо поглядел по сторонам.
— Ты ли это, Вобей? — с растерянностью проговорил боярин. Бежать ему было некуда — на узкой тропке коня не развернуть. А лес вокруг дремуч и страшен.
— Вот так встреча! — сказал Вобей. — Здрав будь, боярин.
Конь, продолжая двигаться, подвез Одноока ближе.
— Тпру-у, — попридержал его, взяв под уздцы, Вобей и снизу вверх с насмешкой посмотрел на боярина.
— Не озоруй, — сказал Одноок.
Тот и глазом не моргнул.
— Отпусти коня, кому сказано, — повторил боярин, напрягаясь всем телом.
Вобей ощупал богатую сбрую, провел рукой по седлу.
— Добрый у тебя жеребец, боярин.
— Атказ и того лучше был, — сказал Одноок. — Увел ты его, Вобей...
— Не гневись, батюшка, — ответил тать, — без того атказа был я как без рук. Спасибо, пастухи твои разини.
— А ну, ступай с дороги, — рассердился боярин и дернул поводья.
Жеребец вздрогнул, вскинулся, но Вобей удержал его за уздцы.
— Не серчай, боярин! — сказал тать, становясь серьезным. — Знать, удача моя, коли нанесло тебя на эту тропку. Слезай, да живо!..
— Ась?! — вытаращил глаза Одноок.
— Слезай, говорю, — повторил Вобей и потянул его из седла.
Не удержался Одноок за гриву, сполз боком; поняв недоброе, задрожал всем телом.
— Забирай коня, только меня не губи, Вобеюшка, — взмолился он.
Придерживая жеребца, отцепил Вобей от пояса боярина калиту с кунами, потряс возле уха, ухмыльнулся.
— Хороший подарок мне от тебя сегодня, боярин.
— Пользуйся...
Вобей обернулся
Забыв про страхи, позеленел от злости Одноок, даже топнул ногой:
— Вор!
— Ты молчи-ко, боярин, покуда цел, — процедил сквозь зубы Вобей и легко вскочил на атказа. Боярского жеребца он держал в поводу. — Прощай, батюшка, авось еще когда свидимся!..
— Леший с тобой на том свете свидится, — сказал боярин и, поглядев вслед ускакавшему Вобею, сплюнул в сердцах.
Возвращаться на мельницу, на потеху Гребешку и Дунехе, Одноок не хотел. Так и отправился он во Владимир пешком, надеясь встретить кого-нибудь по пути.
Но дорога была пустынна, попутчиков в этот ранний час не оказалось и, отдыхая на каждой версте, кое-как добрел Одноок до города...
Немного спустя после того, как появился измученный ходьбой боярин у Серебряных ворот, через те же ворота выехал отряд из десяти воев во главе с Веселицей.
А на мельнице, ничего о том не ведая, сидел за столом, на том же месте, где недавно нежился Одноок, счастливый и удачливый Вобей и пил мед из той же чары, из которой недавно пил боярин.
— Что ж ты делаешь, Вобей? — попрекал его рассерженный Гребешок. — Не успел боярин и на версту отъехать от моей избы, как ты уж взял у него коня. Нынче забьет он тревогу, того и гляди, до нас доберутся...
— Чего ж до вас-то добираться? — лениво отвечал Вобей, бесстыдно, и уже не таясь от Гребешка, разглядывая Дунеху (совсем так же разглядывал ее Одноок). — До тебя добираться неча — не ты перстенек украл, не ты увел коня у боярина...
— А кто седло покупал? А кто меч тебе с торга привез? Может, не я и за перстенек получил куны? — разошелся Гребешок, со злостью глядя, как млеет жена под напористым взглядом шатучего татя.
— Не каркай, Гребешок! — оборвал его Вобей. — У страха глаза велики. Чего ни наговорил ты мне, а все понапрасну. Сколь надо, столь я у тебя и отсижу, а до срока мне отсель убираться нет никакой нужды.
— Никак, зиму собрался зимовать?
— Не в лесу же мне спать, а своей избы я не поставил, — спокойно возразил ему Вобей.
Дунеха поддержала его:
— Что пристал, Гребешок, к человеку?
— А ты сиди, сверчок, за печью, тебя не спрашивают, — цыкнул мельник на жену.
Дунеха молча проглотила обиду и, потупившись, притихла за столом.
Вобей укоризненно покачал головой:
— Почто жену свою срамишь, мельник, да еще пред чужими?
— А тебе полно насмехаться, Вобей! — вспыхнул Гребешок. — Аль не знаю, что мял ты Дунеху нынче во дворе, как гостил у нас боярин?
— Язык у тебя, мельник, что помело, — все так же спокойно и усмешливо попрекнул Вобей. — Про что говоришь, про то и сам не ведаешь. Не было меня с утра на твоем дворе, а ежели кто и мял твою жену, так это не я...