Большое путешествие Малышки

Попова Елена

– В Театре новый режиссер Петров.

– Он вот уже несколько лет как новый, - сказал Иван Семенович Козловский и добавил после небольшой паузы, скорее ворчливо: - Конечно, хочет ставить "Ромео и Джульетту"?

– Откуда вы знаете?
– спросила Малышка.

– Знаю, - ответил Иван Семенович Козловский, а потом сказал: - Я в тебе не ошибся, - и бросил на нее быстрый взгляд.

– В смысле?
– сказала Малышка.

– Ты принадлежишь к породе защитников. Во всяком случае, ты становишься защитником, когда в тебе нуждаются.
–

Иван Семенович прошелся по палате и опять посмотрел на Малышку.
– Это редкая порода, я бы сказал аристократичная. Если, конечно, защитник истинный, то есть действует бескорыстно и по порыву.

Иван Семенович Козловский остановился у самой стены, и только тут Малышка заметила, что вся стена испещрена какими-то знаками и волнистыми линиями.

– Что это?
– спросила Малышка удивленно.

– Так... Размышляю...
– заметил Иван Семенович Козловский и добавил скороговоркой: - Если взять за аксиому, что все повторяется, интересно выяснить - насколько...
– тут в его голосе появилось раздражение, и он резко и даже сварливо закончил: - Поздно уже. Тебе пора.

И Иван Семенович Козловский проводил Малышку к выходу, ловко открывая многочисленные замки многочисленных дверей своими ключами. Дохнуло свежим ночным воздухом. Сквозь набежавшие облака тускло светился лунный серп.

– Как ты нашла мою жену?
– спросил Иван Семенович Козловский.

– По-моему, нормально, - сказала Малышка.

– В каком она была образе?

– Китайской принцессы.

– Опять?
– сказал Иван Семенович Козловский.
– Она повторяется.

Он закрыл за собой дверь, и Малышка услышала лишь, как приглушенно щелкнул замок.

Через несколько дней у Малышки появился Шнип-маленький. Он владел в Театре несколькими небольшими кафе и совместно с Анжелой Босячной - одной из лестниц, поэтому последнее время в его манере вести себя появилась какая-то особенная наглость.

– Эй!
– лающим, отрывистым голосом сказал Шнип-маленький.
– Давай! Главный зовет!

– Зачем?
– спросила Малышка.

– Иди, раз зовут!
– сказал Шнип-маленький.

В кабинете у Главного Малышка увидела Ивана Семеновича Козловского. Он был в малиновом пиджаке одного из своих сыновей и клетчатых брюках, гладко выбрит и выглядел просто великолепно. Фадеев, напротив, еще немного пополнел, и чувствовалось, что одежда, как панцирь, со всех сторон сдавливает его тело, и он все ерзал в кресле, меняя положение, но облегчения не находил.

– Иван Семенович!
– говорил Фадеев неожиданно тонким голосом.
– Что ты от меня хочешь? У меня - Театр! Мне нужна касса! Мне нужна Публика! Что ей твои возвышенные страсти! Ей подавай сам знаешь что! Здесь, здесь и здесь! Юмор ниже пояса. Голые задницы ей подавай!
– при этом он уже как-то совсем неприлично взвизгнул.

Иван Семенович Козловский какое-то время оставался неподвижным, потом вскинул вверх руку и торжественно воскликнул:

– Песцова!

– Что Песцова?

При чем здесь Песцова?
– засуетился в своем кресле Фадеев и покраснел.

– Вспомни Песцову!
– сказал Иван Семенович Козловский.
– Вспомни ее великий талант! Вспомни, как ты клялся на ее могиле!

– Как? Как я клялся?
– закричал Фадеев.

– Искусством. Ты клялся - искусством. Она...
– и Иван Семенович Козловский кивнул на Малышку.
– Она - свидетель! Не надо нарушать клятвы, которые даешь в молодости.

– О, Господи!
– закричал Фадеев.
– При чем здесь все это, черт побери? О, Господи!

В плену тесной одежды ему было уже совсем плохо, он дышал тяжело и даже немного задыхался.

– Ладно! Заели!
– сказал наконец Фадеев, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, а потом, через секунду, и следующую.
– Заели! Только, чур, Иван Семенович, надо отработать! У меня - Театр!

– То есть как?
– поинтересовался Иван Семенович Козловский.

– Ну, что-нибудь... Из старых водевилей... Что-нибудь посмешнее... И не меньше трех сцен с этим!

– С чем?
– не понял Иван Семеноич Козловский.

– С этим! С этим!
– рассвирепел Фадеев.
– Как у птиц!
– Фадеев перевел дух и добавил уже спокойней: - И обнаженки побольше.

– Хорошо, - сказал Иван Семенович Козловский после паузы.
– Я согласен.

И пошел к дверям. Малышка направилась следом.

– Постой!
– окликнул ее Фадеев и назвал по имени.
– Как вы там?

– Нормально, - сказала Малышка.

– Хочешь?.. Я тебе отдам четырнадцатое место... Третий ряд балкона...

– Зачем?
– удивилась Малышка.

– Будешь сдавать. Или... Еще есть карниз за левым фасадом. Тоже кому-нибудь... Для рекламы.

– Спасибо. Мне не надо, - сказала Малышка.

– Не спеши, посоветуйся с людьми.

– Мне не надо, - повторила Малышка.

Сначала Иван Семенович Козловский пытался работать на своем старом месте в литературной части, но сделать это оказалось практически невозможно, потому что все прибегали на него посмотреть, и в маленькой комнате все время кто-то курил, пил кофе и разговаривал, а Анжела Босячная даже сделала несколько довольно агрессивных попыток затащить его к себе на лестницу. В конце концов Иван Семенович Козловский стал заниматься водевилем у себя в больнице, и Малышке пришлось бегать к нему туда за уже готовыми сценами.

Однажды Малышка спросила, почему он прилагает такие усилия и даже идет на вполне определенный компромисс ради человека, которого он совсем не знает, режиссера Петрова.

– Все повторяется, - ответил тогда Иван Семенович Козловский загадочно.

Продолжать разговор у него, видимо, не было ни времени, ни желания - дверь закрылась и сварливо лязгнул засов.

– Все повторяется, - сказал Иван Семенович Козловский через несколько дней, когда Малышка пришла за очередной сценой.
– Мне интересно - насколько...