Большое Сердце
Шрифт:
Маг посмотрел исподлобья, хмыкнул и ушёл к костру.
Под утро он начал подмерзать, ворочаться и снова жесточайше отдавил руку, проснулся — в шее стреляло холодными колючими иголками. Клавус уже засыпал костёр землёй, Герда зябко куталась в короткий зелёный плащ. Наскоро перекусили холодной говядиной с солью. Как ни хотелось магу спать, как ни драл глаза кулаками, всё же сообразил — Клавус что — то нашёл в лесу. Про тропинку в обход говорил вроде ненароком, Герда зевала, не вслушиваясь. Но пошли поодаль леса, по тропинке с подорожником. В жёсткой траве
Ноги зашоркали по ещё влажной траве, тропинка исчезла, но вдали уже видна околица, за которой вольготно расположилась небольшая деревенька. Трое мужиков с косами идут в поле, бабы несут бельё к ручью, солнце начинает золотить крыши, кое — где виден дымок из труб, слабо гавкнул пёс. Клавус остановился, спросил косарей:
— Мужики! Это Квакшино?
Двое даже не удостоили его взглядом, третий, сутуловатый и с залысиной, цыкнул длинно и с недоумением уставился на силача:
— Квакшино?! Вот чудак — человек! Сколько раз повторять — не Лягушкино это, не Квакшино! Жабокряки, понимаешь? Жабокряки!
4
В деревне Клавус с Гердой выбрали комнатку у старосты, остальным достался просторный амбар, где ещё валялись остатки соломы, ржавые косы, обломки вил, колёса от телег. Маг помог Богдану вынести рухлядь на двор, кое — как обустроил топчан. После этого сыны далёкой Славии вместе отправились пострелять дичи. Мага же не просто оставили без присмотра — никто от него вроде бы ничего не требовал. Он посидел на бревне и решил разогнать сомнения — прогуляться по деревне.
Зашёл к местному лекарю, поспорили о способах применения трав. Между делом маг узнал, что лопух вымачивают в молоке, затем делают повязки. Усомнился было в свойствах крапивы — мол, приложи — ка лист крапивы к ране, я посмотрю, что будет! Но лекарь настаивал, что крапива и кровь останавливает, и раны заживляет. Рыбаки почему заворачивают рыбу в крапиву — чтоб не портилась!
По пути к корчме наткнулся на баб, что несли белье к реке, другие развешивали стираное в соседнем дворе. Дородные бабы прошествовали мимо, а вот молодые девки в белых сорочках сверкали голыми ляжками, хихикали, глядя на мага, лукаво улыбались, отводя глаза. Сорочки развевались, платки падали, девки неторопливо нагибались, вроде невзначай позволяя оглядеть свои красоты. Одна девка то ли в насмешку, то ли сомлев от жары, вывалила на плетень прелести, точно булки из печи. Маг замедлил шаг, потерянно вылупил глаза. Девка ойкнула, поспешно кутаясь в сорочку, плеснула в него из ведра, он шатнулся, хотя несколько капель попало на плащ.
— Чего заскучал, красавчик? Айда с нами на речку!
— Твоими бы устами… — осипшим голосом сказал маг, затем опомнился и повторил: — М — да… твоими бы устами.
Местная корчма оказалась бывшим просторным амбаром, столы врыты прямо в землю, даже стойки нет, вместо неё три огромных пня рядком. За ними бородатый рыжий мужик в порядком потрёпанном, но чистом фартуке протирает оловянную миску. На мага кинул подозрительный взгляд:
— Гони монету! В долг не наливаю.
Маг растерянно ощупал карманы, повесил голову, пошёл к выходу. Чей-то громадный
— Угости его, Боброк. Свои люди — сочтёмся.
— Так ты с этим громилой с большой дороги? — спросил Боброк вроде сердито, но толстые ладони откуда-то достали кружку, булькнуло. Маг принюхался — пиво оказалось как будто недурным.
— А сам кто будешь? Колдун, аль ворожей?
— Я не колдун, — слабо огрызнулся маг, присел за ближайший стол. — И вообще, и не из тех, на кого голуби гадят к деньгам… В приметы не верю, в предсказания тоже. Поэтому все обряды провожу сам!
Боброк сощурил глаза, толстые губы сложились в хитрую улыбку:
— Знавал я одного колдуна… Одна женщина попросила этого колдуна сделать её мужа как жеребца. Ну, получилось не совсем так… Она потом ругалась — мол, раздевается, а он ржёт и остановиться не может!
— Это не в Россошках было? — вдруг спросил Боброк. — Я, кажется, эту историю слыхал… Не знаю, тот колдун, аль не тот. Но пришла к нему как-то тоже женщина. Просит, умоляет, только что в ноги не падает — верни мужа! Муж к молодой ушёл, а у меня дитё! Колдун поломался для приличия, назвал неплохую цену. Так та через неделю прибежала — бледная, встрёпанная, руки трясутся, в глазах — ужас! Колдун и спрашивает озадаченно так — что, неужели муж не вернулся? А женщина и отвечает — вернулся, ещё как! Первый из земли поднялся, а я его похоронила уж десять лет как!
— Некромантия запрещена, — помотал головой маг. — Трупы из могилы… это нежить.
— А ты колдовать, значит, не умеешь?
— Знал бы прикуп, жил бы в Искре, — помотал головой маг. — Я так, ученик чародея… Новичок. Недоучка даже! Кто умеет колдовать, прячется подальше от людей — дураки замучают просьбами! Даже со мной один раз было… Явился мужик, уже бородатый, потрёпанный жизнью. Говорит, сними заклятие! Уже не первый десяток лет мучает! Я ему — хорошо, что за заклятие? Как оно звучало? А он возьми и бухни — мол, объявляю вас мужем и женой!
Хозяин корчмы хмыкнул, крякнул, обтёр очередную кружку, отставил. Ловко водрузил пузатый кувшин на пень.
— М — да… Мужчина без жены — что рыба без уздечки!
— Хорошее дело браком не назовут, — откликнулся маг, почти утопив нос в кружке с пивом.
Снаружи донеслись отзвуки беспорядка, неясный шум некой возни. Клавус насторожился, ладонью прихлопнул монету к столу, исчез в дверном проёме, там остался лишь одинокий солнечный луч. Маг поднялся, передал монету Боброку, спешно бросился догонять.
С другого конца деревни нёсся шум, вопли, кто-то вскрикивал, сочно и тяжело шлёпались удары. Маг увидал, как Клавус остановился, с разбегу чуть не втемяшился в широкую спину. Силач разочарованно хлопнул кулаком о кулак.
— Что там? — маг выглянул из-за его плеча.
— Дурь, — буркнул Клавус. — Молодую кровь разгоняют!
В круге плотно утоптанной земли даже по краям ни травинки. Молодой парень в коротком зипуне стоит напротив мужика с залысиной, тот в короткой куртке, откинул капюшон, потирает кулаки. Парень перешагивает с места на место неуверенно, видимо, уже получил в челюсть.