Большое соло для Антона
Шрифт:
Это было уже совсем недалеко от Фанискаштрассе. Башня часовни больницы Святой Клариссы, стоявшей напротив финансового управления – его финансового управления – была с этой высоты хорошо видна. Антон Л. не собирался этого делать, но теперь, когда он был уже так близко, он свернул в маленькую улицу, ведущую прямо к той самой потайной двери с задней стороны управления, которая 26 июня оказалась запертой.
Антон Л. затормозил прямо перед дверью. А что, если дверь сейчас оказалась бы вдруг открытой? При этой мысли Антона Л. обуял ужас. Он заглушил мотор, но остался сидеть в машине. Густые, тяжелые потоки дождя стекали по крыше автомобиля и по окнам. Если бы дверь оказалась сейчас открытой, то это бы значило, что кроме него, Антона Л., здесь был еще кто-то. Отпечаток ноги Пятницы. Обуреваемый такими мыслями, Антон Л. был не в состоянии прийти в себя.
Прежде всего он бы выяснил, мужчина это или женщина. Если бы это была женщина, то стало бы ясно, почему он, Антон Л., стал
Но если тот другой, который открыл, возможно, эту боковую дверь, был мужчиной, то это значило, что мир должен был быть поделен. Это могло бы вызвать затруднения. Неформальные отношения были бы невозможными. В принципе, существует лишь три цифры (некоторые австролоидные негры, наверное, именно так и считают); один – два – много. Один – наедине с собой; два – не в одиночестве; три – четыре, пять, шесть, бесконечность. Прыжок от нуля к единице – это, так сказать, творение; прыжок от одного к двум является мостом через бездну между существующим и возможным; прыжок от двух к трем – это развитие от качества к количеству. После трех остановиться уже нельзя, три – это то же самое, что и много. Чтобы избежать какой бы то ни было безоглядной борьбы, Антон Л. решил подчиниться.
Но дверь черного хода оказалась запертой. Антон Л. взломал ее своим ломиком. Он шел по хорошо знакомым, но затхлым, заполненным гниловатым запахом коридорам. Наверное, в подвалах вода, оставшаяся со времени наводнения, стояла до самого потолка. Вероятно, там загнили документы финансового архива. В здании все окна оказались неповрежденными. Этот район города из-за того, что находился под прикрытием возвышенности, с которой только что спустился Антон Л., от воздействия взрывной волны не пострадал. Антон Л. поднялся на второй этаж. Когда он открыл дверь, ведущую с лестничной клетки в коридор, дверь разорвала густую сеть паутины. Ключ от его комнаты все еще висел у него на связке. Он открыл ее. Толстый слой пыли лежал на обоих письменных столах. В папке, на которой было написано «Исходящая информация», тоже покрытой толстым слоем пыли, были сложены документы, которые Антон Л. обработал после обеда 25 июня. Утром 26 июня их должен был забрать курьер управления. У управленческого курьера была тоже своя большая «папка» на колесах, оборудованная множеством ящичков, которую он возил по коридору от двери к двери. Из этой тележки курьер брал предназначенные для обработки документы, заносил их в кабинеты, клал на письменный стол в папку с надписью «Входящая информация», а из папки с надписью «Исходящая информация» забирал уже обработанные документы и уносил с собой. «Как видите, – сказал ему во время вводного занятия старший финансовый служащий Остерберг, – документы должны попасть из «Входящей информации» в «Исходящую информацию». Это и есть принцип управления». Успешный результат работы прилежного служащего основывается на том, что «Исходящая информация», которую управленческий курьер забирает с собой, по объему больше, чем «Входящая информация», которую он приносит. Если же все-таки «Входящая информация» больше, служащему это все равно безразлично. Если же «Входящая информация» постоянно больше, чем «Исходящая информация», то тогда говорят о том, что служащий
Управленческий курьер приходил два раза в день: утром, около половины девятого, и после обеда, около двух. Утром он сообщал – частным образом, это не входило в его управленческие обязанности, – что будет на обед в столовой. В начале месяца он собирал – это было уже управленческой обязанностью – у чиновников и служащих деньги на питание и раздавал талоны на обед.
То, что папка «Входящая информация» у Антона Л. была пус той, совершенно не значило, что Антон Л. обработал все документы. Существовал еще и шкаф для документов, в котором Антон Л. складывал наиболее сложные бумаги, обработку которых старался отодвинуть. «Ничего не откладывайте в долгий ящик, – сказал ему тогда старший финансовый служащий Остерберг – Бумаги, они женского рода и становятся с возрастом все более неприятными». Но у Антона Л., как и у всех остальных, за исключением нескольких карьеристов, был свой «долгий ящик». Антон Л. открыл шкаф. Здесь пыли было не так уж и много. В самом низу лежал документ «Фирма Смитана». В декабре Антон Л. сделал при обработке этого документа роковую ошибку. В результате поступившей жалобы документ попал к шефу. Случай был настолько сложным, что шеф не смог определить сразу, кто же допустил эту ошибку, но он уже почти выяснил, кто был виновником. В январе, в первые дни после Крещения этот документ снова поступил к нему с запиской шефа: «Пожалуйста, немедл. зайд. ко мне»
Антон Л. поднялся к шефу, но шефа, к счастью, на месте не оказалось. Тогда Антон Л. снова забрал документ с собой и положил его в шкаф в самый низ. Шефу он с чистой совестью мог сказать: я незамедлительно пришел к вам для разговора… Но шеф об этом деле забыл. Если бы Антон Л. тогда, сразу же после этого, разработал соответствующее – хотя и очень замысловатое – постановление, то тогда как минимум на первый взгляд по отношению к фирме Смитана все было бы заглажено. Но Антон Л. отодвинул это дело от себя подальше.
В марте этот документ давил уже на душу Антона Л., словно груз совести. В апреле поступило официальное распоряжение шефа касательно фирмы Смитана и касательно предоставления документов и письменного отчета. К счастью, шеф не заметил перепутанных номеров документов. Поэтому Антон Л. отправил наверх другой акт – на который попал ошибочный номер – вместе с письменным отчетом. Поначалу это вызвало замешательство, и вполне вероятно, что все это дело попало теперь в «долгий ящик» шефа. Но это ничего не меняло, ибо в июле, самое позднее в августе вместе с новой налоговой декларацией дело всплывет опять. Антон Л. должен получить грандиозный «пистон». Он вполне серьезно и многократно обдумывал, не стоит ли ему тайно взять этот документ с собой и уничтожить его. Но он не был уверен в том, что его сосед по кабинету не знал, что этот документ находится в шкафу, в самом низу. (И его сосед по комнате имел там свой груз совести, правда не такой тяжелый.) Однажды во время дурацкого приступа доверительности он даже пожаловался своему коллеге по комнате: «Чтоб эти документы Смитаны черт забрал».
А если все-таки все эти бумаги Смитаны черт-таки забрал? Антон Л. держал в руках документы, толстую пачку документов, обвязанную волокнистым управленческим ремешком с застежкой. Было ли достаточно такой ничтожной причины – совершенно ничтожной причины, – чтобы объяснить катастрофу ночи с 25 на 26 июня? «Едва ли», – подумал Антон Л.
Он раскрыл окно, развязал бумаги и выбросил их. Дождь закончился. Документы полетели вниз, упали на разросшиеся кусты на узкой полоске земли перед зданием; большинство же упало на мокрый асфальт.
Когда Антон Л. снова отъехал на машине, завернул за угол, а затем двинулся вдоль главного фасада финансового управления, он с удовлетворением проехался по некоторым лежавшим документам, которые клочьями взлетели позади автомобиля.
Сплошные тучи на западе уже таковыми не были. Деревья на берегу реки стояли, окрашенные в огненные осенние краски. Высокое дерево, стоявшее прямо напротив моста, было огненно-красным. Словно в продолжение цвета этого величественного дерева тучи и облака на западе окрасились в золотисто-желтый цвет, в оранжевый, а затем и в огненно-красный. Темно-красный солнечный луч, словно пучок стрел, выстрелил из прорванных туч, падая наискось на городские башни и заставляя крыши блестеть, отдаленно копируя мир Каналетто.
XVI
Курфюрст, завернутый в жесть
Во второй половине августа Антон Л. еще раз съездил в квартиру Солимана Людвига, но задержался в ней ненадолго. Он искал нечто определенное, и ему казалось – что полностью подтвердилось, – будто он знает, где ему это нужно было искать.
«Дорогой Людвиг, – гласило письмо, написанное редактором Кандтлером и переданное господином Эшенлое, – в этот раз я не ошибаюсь: то, что мы ищем, существует. Может быть, я завтра уже смогу это получить. Верните мне… – в этом месте Антон Л. прочитал „сбишельство“. Теперь он знал, что слово это значило „свидетельство“. Последнюю букву Кандтлер опустил вниз и приделал к ней какой-то хвостик, – Верните мне свидетельство не позднее, чем в половине десятого. Ваш К(андтлер).