Большой день в жизни Кости
Шрифт:
Вот дети! В крепости страшно было, но это была жизнь. В руках — пистолет, гранаты. Голова есть — думай! Руки есть — стреляй! Кругом смерть, но и ты стреляешь, твои товарищи рядом тоже стреляют, ты живешь! И здесь я был, хотя и полумертвый, но все-таки живой. До той самой минуты был живой, пока в руке гранату мог держать. А как в плену очнулся — я уже не человек. Нищенком был, последним человеком, а все-таки человеком! А здесь — пес! Да нет, хуже пса, куда! Каждый тебя может сапогом пихнуть, наземь свалить!
Петр Гаврилович тяжело передохнул и закрыл глаза. Тесно сдвинутые крупные морщины на его переносице были покрыты потом и дрожали. Ребята понимали: трудно о таком вспоминать. Петр Гаврилович
— Но мы и в плену, когда опомнились немножко, свое человеческое достоинство старались не терять, людьми быть… Но это — рассказ особый…
— Дядя Петя, — спросил Коля Тимохин, — вы, наверно, были самый, самый последний защитник крепости? Когда вас взяли, тогда и крепость сдалась?
— Нет! — гордо ответил Петр Гаврилович. — Крепость так и не сдалась! Что тогда от крепости осталось? Вот вы сейчас гуляете на развалинах, не так уж все печально, травка веселая блестит, листочки на деревьях вертятся… А тогда… Бои стали утихать, пыль осела, пепел… ни листьев на деревьях, ни травы — все разворочено, все мертво, все черно. А все-таки фашисты опасались по крепости ходить. Нет-нет да кто-нибудь из-за угла их подстрелит. Значит, жила крепость, и долго жила. Люди в подземельях скрывались без воды, без пищи. Пока патроны были, вылезали по ночам, стреляли. А кто самый последний был защитник — не знаю. Говорят, целая группа скрывалась в подвале, фашисты их затопили. А среди жителей Бреста ходят рассказы, будто уже в сорок втором году на развалинах крепости появлялись какие-то фигуры в оборванных гимнастерках. То ли видел кто, то ли почудилось… Нет, не сдалась крепость врагу! Как мы говорили: умрем, но не сдадимся, так и не сдались! И я не собирался сдаваться, да вот…
23. ЗНАМЯ
— Что, что? — спрашивает Петр Гаврилович.
— Сейчас знамя будут выносить, пойдемте!
Петр Гаврилович оживился, заторопился.
— Пойдемте, дети. Это наше дивизионное знамя! Его откопали, но я еще его не видел. Торжественная встреча будет!
«Как хорошо! — подумал Костя, выйдя из полумрака на солнце. — Как хорошо, что кругом зелень, а не пепел, не пыль, и что все кругом живы и здоровы!» Как непохоже было то, что Костя сегодня увидел и узнал, на все те «ужасы», которые он так любил в кино и в книжках! Это было что-то совсем другое, отчего на душе становилось непонятно — тяжело, но светло. И такая любовь поднималась к этим погибшим людям и к Петру Гавриловичу, и так хотелось хоть чуточку быть похожим на них, сделать что-то большое, важное для людей!
— Да, знамя, — говорил Петр Гаврилович, — знамя… Ведь это не просто лоскут на палке, знамя — это честь полка, его святыня! Если потеряно знамя, значит, перестала существовать часть, которая его потеряла. Вот галстуки у вас: потерял галстук, значит, ты честь пионерскую потерял! Ведь ваши галстуки — частица знамени!
Нет, галстук терять никак нельзя. Костя вспомнил свою потерю. Это гораздо серьезнее, чем он думал. Он боялся «Шишкиного дома», проработки на линейке, — это все было не то! Как хорошо, что галстук нашелся! Костя с благодарностью посмотрел на Лиду. Хотя она порядком растрепалась за дорогу — волосы целыми прядями отлетали от ее висков при ходьбе, — вид у Лиды был очень торжественный. Все ребята были серьезны. Они шли на встречу со знаменем. С тем самым знаменем, которое пролежало в земле полтора десятка
— Вот в этом каземате было спрятано знамя, — сказал Петр Гаврилович. — Хорошо его солдаты спрятали, по-хозяйски! Сняли с древка, свернули, положили в шелковый чехол, потом в брезентовое ведро, а сверху, вверх дном, цинковым ведром накрыли. Вырыли яму в полу каземата, ведро туда закопали, а землю в гимнастерках подальше вынесли, чтобы враги не заметили, что здесь копали. И вот сколько лет знамя пролежало и, говорят, мало очень пострадало. Сейчас увидим! — Петр Гаврилович заметно волновался.
Подошли двое подтянутых военных и, приветливо улыбаясь, заговорили с Петром Гавриловичем. Один из них взял его под руку. Петр Гаврилович обернулся к ребятам, закивал им: еще увидимся! — и пошел вместе с военным.
А ребята зашли за угол, и Тамара Васильевна расставила их у подножия зеленого вала шеренгой, как на линейке. Костя стоял в шеренге, не зная, куда смотреть, откуда понесут знамя. Пока что он смотрел поверх вала на голубое небо и спокойные белые облака. И тогда было такое же небо, но его никто не видел сквозь пыль и дым. Никто даже головы не поднимал. Опустив глаза, Костя увидел каких-то важных военных, стоявших слева небольшой группой. На их парадных, темного сине-зеленого цвета мундирах блестели золотые нашивки. Справа надвигался ровный, приглушенный топот многих ног. Ровным строем во дворик вошли молодые военные. Запахло кожей сапог. Солдаты четко сделали поворот и встали в шеренгу напротив пионеров. В молодом солдате, третьем справа, Костя узнал «пушистого» и улыбнулся ему. Но тот будто и не заметил. Он стоял строго выпрямившись, и вид у него сейчас был вовсе не домашний.
Наконец вдали заколыхалось на ветру, загорелось на солнце красным огнем знамя! Несли его два знаменосца в парадных мундирах. Лица их были сосредоточены и напряжены. Один ухватил обеими руками древко снизу, другой — повыше. Плечи были повернуты к знамени, но знаменосцы старательно глядели вперед и шагали прямо, отчетливо, в ногу. Вот оно, знамя!
Изрезанное слежавшимися складками, с осыпавшейся кое-где позолотой, с потемневшей бахромой, оно горело на солнце живым красным цветом, оно рвалось, развевалось на ветру. Ветер разгладит его морщины, солнце высветлит бахрому. Знамя не досталось врагу, и вот оно снова живет и осеняет молодые стриженые головы солдат.
Сверкая парадными мундирами, шагали знаменосцы, а навстречу им в обыкновенном темном пиджаке, со свисающей на лоб черной прядью как-то растерянно подвигался герой. Он увидел знамя вблизи, лицо его дрогнуло… Должно быть, снова услышал он грохот боя, почувствовал на губах горечь дыма и сейчас прощался со многими, многими своими товарищами, которые сражались вместе с ним под этим знаменем.
24. ВСЕ ВМЕСТЕ