Большой Дом
Шрифт:
К счастью, дядя Фёдор быстро оклемался, сам смог добраться добраться до трактора и даже сел за руль. Матроскин расположился на пассажирском сиденье, перезарядил ружьё и пристроил его между открытой дверью и кабиной, выцеливая следующую волну нападавших.
Впрочем, тр-тр Митра к происходящему отнёсся куда спокойнее, и радостно, порой даже не слушаясь руля, разрывал стоящие на дороге фигуры. И так он увлёкся, что еле удалось затормозить его, когда впереди замаячил знакомый силуэт.
Пёс сидел, молчаливый и потерянный, и с бетонно-серой
— В общем, так,— торопливо объяснил Матроскин, соскочивший с трактора,— зовут тебя Шарик, а ещё тебя зовут Ирвен и ты с нами идёшь сражаться с одним нехорошим дяденькой.
Шарик-Ирвен недоуменно посмотрел на кота, на трактор и на дядю Фёдора.
— Я вас знаю?
— Знаешь, знаешь,— кивнул кот,— ты просто голову потерял в суматохе и теперь немного сконфужен. Поехали с нами, ты потом всё обязательно вспомнишь.
Дядя Фёдор ничего не сказал. Всё-таки Матроскин действительно врать умел филигранно и на благо дела.
Когда они добрались до почтамта, большая часть его защитников осталась позади: или застреленная Матроскиным, или попавшая в жернова Митры. А тех, кто исхитрился всё-таки добраться до трактора, загрыз Шарик.
Чёрная фигура над бетонным склепом медленно развернулась в их сторону.
— История была пришпорена…— проговорил Председатель и голос его гремел с чернеющих небес,— история понеслась, звеня золотыми копытами по черепам дураков. И вот очередная партия дураков принесла ко мне свои пустые черепа.
— А вот не надо за Историю выступать,— выкрикнул Матроскин,— История этого очень сильно не любит.
— История любит точность прицела и вес бортового залпа,— прозвучало в ответ.
Чёрная фигура Председателя спустилась к самой земле, распластав над ней щупальца-протуберанцы.
— А вы явились с ружьём на столкновение небесных светил!— мглистые щупальца нацелились остриями на незваных гостей.
— Может быть и так, товарищ Председатель,— заявил кот,— вот только слишком уж много врагов вы себе заработали по пути к светилам. Боюсь, кое-кто может захотеть оттянуть вас за ушко от солнышка.
И в тот же момент, половину туловища Председателя отхватил приёмный лоток тр-тр Митры.
— Это ты их погубил, и Валюшу, и маму мою… они ко мне приехали, а ты меня заставил, это же ты меня заставил…— трактор развернулся и проехал сквозь Председателя ещё раз, оставляя висеть в воздухе трепещущие нефтяные струпья,— это всё из-за тебя… умри… умри…
Тр-тр Митра развернулся, прицеливаясь так, чтобы последним заходом разом поглотить всё, что осталось от противника.
— Умри,— прокричал он разгоняясь.
И в этот момент по левому его борту что-то хлопнуло с едва заметной белёсой вспышкой, и машина замерла, испуская сизый дымок.
Председатель недоуменно осмотрел поверженного противника.
— Вот говорил я,— прошептал дядя Фёдор,— что ничего хорошего от жучков не получается.
— Простите, меня перебили,—
Чёрные кляксы стремились к ранам в его теле, восстанавливая его прежний вид.
— Мы, кажется, остановились на том, что вы пришли сюда умереть,— заключил он.
Дядя Фёдор выхватил из кармана перочинный ножик и зубами извлёк лезвие.
— Мы сюда пришли, чтобы всё наконец закончилось,— он полоснул ножом поперёк ладони и отставил руку так, чтобы кровь полилась в пасть Шарику,— давай, Игнас, тебе больше никто не хозяин, ты сам себе поводырь. Иди и мсти, демон, я своей живой кровью отпускаю тебя на волю.
Сначала Шарик даже не понял, что произошло. Красная струя стекала по его морде и капала на землю. А потом он слизнул кровь и что-то в нём разом переменилось. Он больше не стоял потерянным — лапы его раздались и зацепились за землю так, словно та была его игрушкой. Спина его уже не прогибалась в покорном ожидании: хребет его вздыбился, влекомый могучими мускулами, голова взметнулась к небу. В пасти прорезались бритвенно острые и злые зубы, которые сменяли друг-друга в непрерывном движении, загнутые, хищные, готовые хватать и терзать непокорную жертву. Серая плоть отступила. Ирвен пылал алчущим ультрафиолетом, вороным пятном, обжигающим сетчатку.
Перед Председателем стояла воплощённая иномирная злоба. И эта злоба помнила всё.
— Тихо иди к почте,— шепнул Матроскин на ухо дяде Фёдору.
Тот подчинился.
Ирвен совершил первый прыжок. Великолепный и хищный, вырывающий смолистые клочья из зачарованной плоти Председателя. Тот пошатнулся, отпрянул и ударил всей силой своих протуберанцев в то место, где мгновение назад стоял пёсий демон. Но Ирвена уже там не было. Он изгибался в полёте, отрицая притяжение земли и собственную массу, и уже наносил следующий удар, превращаясь в средоточие клыков и когтей.
Дядя Фёдор, озираясь, приближался ко входу в почтовое отделение.
Председатель ушёл от удара, жертвуя малой частью своего тела. Изорванное его существо медленно восстанавливалось. Ирвен не дал ему шанса исцелиться полностью. Следующий удар, жестокий и неотразимый пришёлся в самую грудь Председателя.
Тот вздрогнул. Две его половины держались вместе на тонкой смолистой нити. Ирвен прокатился по земле, выбирая место, чтобы вцепиться в него всеми четырьмя лапами и закончить дело.
И когда он уже неотвратимо летел в последнем своём прыжке, Председатель перестал казаться человеком. Его чёрное тело распалось на брызги, ударилось о землю и проросло мириадами обсидиановых шипов. Часть из них прошила насквозь Ирвена, остановив демона в его полёте.
Мальчик уже открывал дверь почты, когда вдруг его рука отказалась слушать его. Потом уже он увидел, что его предплечье прибито к деревянной стене тонким чёрным шипом. И ещё нестерпимое мгновение спустя, пробираясь сквозь сплетения нейронов, до его сознания добралась боль.