Большой Хинган
Шрифт:
Легоньков и Елпанов взвалили на спины закрытые крышками зеленые металлические коробки. Как положено — упаковка приемопередатчика у начальника радиостанции, упаковка питания — у рядового. С увесистым этим грузом радистам-вносовцам ходить приходилось только на занятиях в Монголии.
— Не забывайте, пишите! — с мрачной иронией попрощался Кречетников с Кокориным и Лесиным.
Китаец пошел впереди. Подъем в гору был для него делом привычным. К тому же он не тащил никакого снаряжения.
Двигавшийся за ним Легоньков вскоре шумно запыхтел. Шея старшего сержанта стала
Ниязов, задержавшийся, чтобы дать наставления оставшимся у автомашины солдатам, догнал группу на середине горы. На ходу достав из полевой сумки листок бумаги, он передал его Легонькову:
— Волна и позывные разведотдела корпуса.
Старший сержант, прочитав, вернул листок.
Комья спекшегося песка рассыпались под ногами. На камнях, подняв головки, неподвижно лежали маленькие ящерицы. В сухой траве ползали крупные зеленые кузнечики.
Вот и вершина горы. Она оказалась плоской, как стол. Проводник сделал знак остановиться и, сложив ладони рупором, издал певучий возглас. Тотчас неподалеку, словно из-под земли, выросли фигуры людей.
На рукавах у китайцев были красные повязки. Подняв руки, они вполголоса крикнули «Шанго!». Затем одновременно показали, что надо еще немного пройти вперед.
Всего теперь было не менее пятнадцати человек. Солдаты с любопытством рассматривали присоединившееся к ним безоружное воинство.
Кречетников вдруг содрогнулся, поняв, что перед ними нет ни одного человека, выбравшегося из каменоломен целым, без увечий. Все эти люди прошли японскую каторгу, которая была, наверное, не менее страшной, чем гитлеровские концлагеря.
У пожилого, со слезящимися глазами китайца безжизненно висела левая рука, и культю — кисти не было — обматывала грязная, бурая от крови тряпка. Юноша чахоточного вида мог лишь мычать сквозь разбитые распухшие губы. Одному китайцу японцы обрубили уши, и голова его казалась неестественно круглой; лицо другого пересекал недавний глубокий шрам… Скелеты, обтянутые кожей, воплощенная ненависть — вот кто эти люди…
Старший среди китайцев что-то взволнованно объяснил Ниязову, указывая вниз. Колобов, спустившийся на несколько шагов по противоположному склону, крикнул:
— Сюда!
Кречетников, оказавшийся возле Колобова первым, сразу увидел внизу две ниточки поблескивающих рельсов. Они огибали гору, словно крадучись, вплотную прижавшись к ее подошве.
Андрей поднялся на плоскую вершину, а вниз к Колобову спустился Ниязов.
Китайцы, расположившись по краю спуска, неотрывно глядели вниз. Они негромко переговаривались. Когда кто-нибудь оборачивался и встречался взглядом с солдатами, на лице этого человека появлялась улыбка, и он поднимал руку со сжатыми четырьмя и отогнутым большим пальцем.
Снизу вернулся Ниязов. Его лицо было озабоченным.
— Вызывайте корпус, — распорядился он. — Китайцы утверждают, что эшелон самураев тут, под горой.
Легоньков надел наушники, поднес ко рту микрофон и включил рацию. Глядя на помигивающую лампочку индикатора, он начал звать:
— Радуга,
— Услышат — все равно сразу не ответят. Сперва выяснят, кто мы такие, — проговорил Елпанов.
— Говорите открыто: армейский пост ВНОС! — приказал сержант. Он положил на землю автомат и снял через голову полевую сумку. — Если не отзовутся — связывайтесь с РП.
— Из Москвы в Берлин через Владивосток, — не удержался от шутки Кречетников.
Положив рядом с Легоньковым сумку, Ниязов поднял автомат и шагнул к краю площадки. Андрей вскочил:
— Куда, сержант?
— Оставайтесь здесь, я попробую спуститься. Иван, установишь связь — сообщи квадрат. Бинокль у Колобова. — Ниязов поманил молодого китайца с разбитым ртом, и тот с готовностью подбежал.
— Сержант, ты в своем уме?.. — попробовал остановить их Андрей.
— Спокойно, долгоносик! — улыбнулся Ниязов.
Сержант и его спутник быстро удалялись. Вот у кустарников они остановились, затем пошли влево.
Внезапно Кречетников похолодел от предчувствия, что сейчас, через минуту-другую, с теми двумя внизу случится несчастье. Как только дойдут до того каменного ребра. «Остановитесь!» — мысленно закричал он.
— Радуга! — оживился голос Легонькова. — Я армейский пост ВНОС! Я армейский пост ВНОС! Нахожусь в квадрате тридцать четыре — сорок два — девяносто два. Принимайте радиограмму.
Андрей, будто его толкнули в спину, с автоматом в руках кинулся вниз по склону. Его глазам открылся большой кусок узкоколейки. Воровски, бесшумно по ней скользила цепь вагонов, влекомых шедшим задом наперед маленьким паровозом. Ниже по склону, за кустами, там, где были Ниязов и китаец, загрохотали разрывы…
Стоя во весь рост, Кречетников застрочил по вагонам из автомата. Он бил до тех пор, пока все патроны в диске не кончились…
Все дальнейшее Андрею почему-то запомнилось плохо. Колобов, Елпанов и китайцы принесли Ниязова. Потом они долбили могилу. Китайцы показали знаками, что хотят остаться на горе и сложить из камней памятник советскому «капитану». Как спускались к «шевроле», как их встретили Лесин и Кокорин — ничего этого Андрей не помнил…
Уже в пути, очнувшись, Андрей хрипло спросил Елпанова:
— На РП сообщили?
— Сообщили, — угрюмо ответил радист и отвернулся к окошку.
15
Усталые солдаты на вершине невысокого холма развертывали пост: Елпанов и Кокорин ставили шестовую антенну, Кречетников и Лесин вбивали кол для планшета — определителя курса самолетов. Легоньков уединился в будке, чтобы составить радиограмму для ротного поста. Приехали на последних каплях бензина. Карта тоже кончилась, и продукты все вышли… Как им быть?