Большой Кыш
Шрифт:
— Ах так! — взвился тот. — Тогда он прямо сейчас и захочет.
Ретивый организатор подскочил к Сурку и пребольно ущипнул его за блестящий нос. Зверь взвизгнул и закрутился волчком.
— Кыши, беги кто куда! — скомандовал Белая Жилетка. — Сурок с перепугу всех нас сейчас перетопчет.
Расчет подлого Люли не оправдался — вместо того чтобы бежать вперед, «конь» Бибо с перепугу бросился назад. Этого Люля никак не ожидал. Он в бессилии сжимал кулаки и гневно сопел носом.
— Эх, шлавно побежали, — раздался рядом с Люлей хриплый и спокойный голос Ася. Он стоял, опираясь на палку. Его седые усы развевались на ветру. —
Чуя близкую беду, Люля бросился под лопух, тихо бормоча себе под нос:
— Не бойся, не забуду. Сами все испортили, а свалят на меня. Опять Люля будет виноват. — Он погрозил кому-то пальчиком и выволок корзину из-под лопуха. Все было бы шито- крыто, но неожиданно дорогу ему преградил бледный Сяпа:
— Драпаешь с продуктами, мучитель маленьких сурков? Ну и правильно, а то, не ровен час, и до лапоприкладства дойти может. Беги, да смотри не надорвись. Я тебе, организатор развлекательных «делишек», очень советую поскорее навестить своих родителей в Большой Тени и погостить у них подольше.
Люля схватил корзину и скрылся в траве. Он не испытывал угрызений совести, так как неприятные мысли отложил на потом. А сейчас… Сейчас он радовался тому, что сласти достались ему одному.
На поле царила неразбериха — кыши были в смятении.
— Друзья, — обратился к кышам Белая Жилетка. — через несколько минут Бибо и Бяка столкнутся лоб в лоб на той стороне холма. Бяка решит, что его обманули, и набросится на Бибо. А у того и так душа не на месте из-за настрадавшегося Сурка. Раздерутся обязательно. Кто со мной на перехват?
Группа перехвата — Дысь, Тука и Сяпа — устремилась вверх по холму. Достигнув рощи, они, не сбавляя хода, пересекли ее и оказались на той стороне холма. Оставалось только спуститься вниз. Что кыши и сделали. К несчастью, Сяпа обо что-то споткнулся и покатился кубарем, увлекая за собой друзей. Этот необычный спуск закончился в кустах цветущего вереска. Помятые кыши вскочили и огляделись.
Перед ними расстилался лужок, опушенный гусиными лапками. На нем паслись Сурок и Енот. Рядом на кочке, спинами к спасателям, сидели и мирно беседовали Бибо с Бякой.
— Бяка, твой Енот на старте вел себя как обиженный скунс. Просто дышать было нечем, — прыснул Бибо.
— Странно! Очень странно… — тревожно пробурчал Бяка.
— Что в Еноте может быть странного? — удивился Бибо.
— Ну, как он чесался, — пояснил Бяка.
— А как? — не понял Бибо. — Хорошо чесался. Обо всех. Об меня, например.
— Он чесался неистово, вот как, — вздохнул Бяка, — а это блохи. И у тебя теперь тоже.
— Ну вот опять! — рассердился Бибо. — Не одно, так другое! А ты не видел, об Сяпу Енот не чесался?
— Он такую бучу устроил на старте, что определенно ничего нельзя было понять, — сказал Бяка.
Бибо поежился и задумчиво потеребил ухо. Через минуту он уже чесался, как Енот, — неистово.
— Ой, Бяка, не могу! Блохи одолевают! Давай отведем зверей по домам и сбегаем к Асю. У него есть… эта самая… зола, в которой… надо, как его, выкатываться. И чудо-настойка, в которой… надо… то самое… вымачиваться, чтобы эти, как их… блохи разбежались. А потом можно нырнуть
— Нет, Бибо. Иди один. На меня блохи не запрыгивают. Я очень чистый. И каждое утро натираюсь полынью. Они этого не любят.
Большой Кыш прощально махнул Бибо лапой, взял под уздцы Енота и повернул к своему дому. Бибо с Сурком, не переставая почесываться, поспешили в другую сторону. Перед поворотом Бибо оглянулся. Ему вдруг стало несперпимо жаль Бяку, этого большого, но одинокого кыша.
Сяпа, ревниво следивший за происходящим, подметил сочувственный взгляд Бибо, и у него защемило внутри. Зря он поссорился с ним! Бибо ведь очень хороший друг. А теперь Бибо подружится с Бякой, и он, Сяпа, станет ему больше не нужен. И тогда действительно — вей гнездо на дубе и кукуй один в панаме.
Группа перехвата молча ждала. Наконец Дысь тихо сказал:
— Ну всё. Порядок. Пошли по домам.
Начал накрапывать мелкий дождь. Он моросил тихо и душевно, напоминая Бяке о том, как ему сегодня было хорошо. Первый раз Бибо звал его за компанию купаться. А эта фифочка Утика ему подарила цветок. Бяка счастливо улыбнулся и критически взглянул на бредущего рядом грязного Енота. Дружба дружбой, а баня баней.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Подвиг
Сяпины изобретения.
Самый черный день маленького философа.
Непотопляемый герой Хрум-Хрум.
Примирение.
После гонок маленькая Утика вернулась в Сяпин дом, не знавший удобств и уюта: стол, табуретка и жесткий топчан из палочек — вот и вся обстановка. И все же в нем не было пусто. Это странное жилище было битком набито множеством изобретений странноватого хозяина-выдумщика. По углам пылились тачки-катушки, копалки, маскировочные зонтики, желудевые самокаты. Двери закрывались сами благодаря изящной системе веревочек и грузиков. Пламя очага регулировала система поддува, дающая сильный, жаркий огонь. Когда на кухне готовилось сладкое, можно было завести механическую мухобойку, прилаженную к потолку. Подвал и чердак проветривались сложной системой вентилирования. В хижинке в дождливую погоду было сухо, так как под домом был проложен водоотвод. Даже слабый ветерок с легкостью приводил в движение установленную на крыше гремелку, отпугивающую ворон. А под маленьким каштаном, росшим рядом с Сяпиной липой, было припрятано серьезное оружие — камнешвырялка (на случай обороны от страшных хищников). И это не считая мелких бытовых приспособлений вроде свистков для чайников, сделанных из стручков акации, механической поилки для Сурка и гордости изобретателя — деревянных сандалий под мелодичным названием «гульсии».
Утика боялась всех этих новшеств. Они казались кышечке живыми существами. Каждое утро она вежливо здоровалась с ними, а вечером желала им доброй ночи. Обметая с них пыль перышком горихвостки, кышечка размышляла о странных поворотах своей судьбы: «Мое яйцо погибло. Слезы бы лить, а я радуюсь. Стыдно, что мне хорошо, но это так. На холме я познакомилась с милыми и отзывчивыми кышами. Вот Сяпа, он такой талантливый!» И почему-то вспомнила о другом кыше, лихо гарцующем в малиновом берете с помпоном на полосатом Еноте. Он был каким-то особенным. Но очень одиноким.