Большой Кыш
Шрифт:
— Думай скорее, — подгонял его Бяка.
Ась потеребил одно ухо, потом другое. Он прошелся по комнате. Потом помял в лапе глину, попробовал ее на зуб, удовлетворенно хмыкнул:
— Хорошая глина, жирная, — и добавил: — И света много. Прошторный, Бяка, у тебя дом. Все в нем отменно. Вот только печки нет.
— Да она же на кухне, — нетерпеливо отозвался хозяин. — Ты, Ась, не отвлекайся, лучше вспоминай, в чем ошибка.
И тут Ась вспомнил. Он радостно вильнул хвостом и рассмеялся:
— Печ-ка, дорогой мой, печ-ка! Как я мог забыть, что
Бяка зажмурился от радости. Беде конец! Но радоваться было рановато. Не всякая печь годилась для обжига глины. Подходящая, жаркая, с поддувом, печка была лишь у Сяпы. Но как он, кыш-одиночка, мог попросить помощи у этого маленького зануды? Об этом не могло быть и речи.
«Надо пробраться в Сяпин домик ночью и тайно обжечь посуду, — подумал Большой Кыш. — Чтоб мне летом в спячку впасть, если не сумею!»
Но пробраться в Сяпину хижинку было не так просто, ведь там жила Утика.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
БЖ нужен всем
Фуфа — это болезнь.
Что значит БЖ?
Пропажи. Чьих лап это дело?
Бяку надо наказать.
Туке Бяку жалко.
Организм кыша устойчив к вирусам, но подвержен частой смене настроений.
После истории с возвращением равнодушного Фуфы в Большую Тень холмичи поняли, что Фуфа — это болезнь. Теперь, если у кого-нибудь случался приступ эгоизма, про него говорили: «А! Он наверное, фуфой заболел».
У Люли были все симптомы. Он жульничал в играх, подглядывал, подслушивал, натравливал кышей друг на друга и слопал втихаря корзинку гоночных призов. Что, правда, не пошло ему на пользу, так как, став толстым и неповоротливым, обжора чуть было не угодил на обед воронам. Вдобавок ко всему, будучи жутким сплетником, он не жалел никого, врал про всех безоглядно и напропалую.
Вот так, из-за Люлиной болтовни, по всему холму Лошадиная Голова разнеслась весть: «С Тукой что-то не так. Тука впадает в летнюю спячку».
А Тука просто-напросто затосковал. У каждого случается плохое настроение. Туке чего-то недоставало. Он часами сидел без движения под кустом калины, росшим рядом с его домиком, и размышлял о том о сем. Зачем он живет на этом свете? Кому он, кроме Хнуся, нужен? И есть ли у него свое ВЕЛИКОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ?
Так продолжалось до тех пор, пока слух об этом не долетел до Дыся, кыша по прозванию Белая Жилетка, и тот сразу отправился к Туке.
— Значит, вот как! — еще издали закричал приятелю Дысь. — Вот, значит, каким образом обстоят дела! Умница Тука подцепил фуфу. Обособился до полного кышьего безобразия и решил впасть в летнюю спячку! Не верю! Быть этого не может! Когда кругом кипит жизнь и происходит множество странных событий, этот кыш-боец киснет под кустом калины.
— А разве в нашем лесу что-то происходит? — вяло спросил Тука. — Здесь, в Маленькой Тени, один день похож на другой, как желуди одного
— Зачем? — холодно осведомился Дысь.
— Чтобы вчера отличить от завтра, — с тихой горечью сказал Тука. — Только кому это нужно? Какая разница, что сейчас — вчера или завтра?
— Ах так! По-твоему, это никому не нужно? Ошибаешься! Ты — единственный, зафуфаренный кыш, кому ЭТО не нужно. Всем другим нужно, а тебе нет. Ловко! Будь сам по себе, как Бяка. Он тоже думает только о себе — и ест для себя, и спит для себя.
— А ты, Дысь? Для кого ешь и спишь ты?
— Прекрати сейчас же эти пустые, фуфочные разговоры! Лучше помоги мне.
Глядя в сторону, Тука равнодушно спросил:
— В чем тебе помочь, Дысь?
— В расследовании, — заговорщически прошептал Дысь, огляделся и многозначительно прищурился: — Когда я жил в Большой Тени, знаешь, кем я был?
— Откуда мне знать, — зевнул Тука.
— Странно! — обиделся Дысь. — Сидите на верхушке холма, ничего не знаете. Так вот, там я был сыщиком! И для секретности меня звали БЖ! Понятно?
— Понятно. А кто такой «сыщик»?
— Здра-асьте! Приехали! — Дысь негодующе воздел глаза к небу. — Когда один кыш надувает другого, а тот не знает, кто его надул, он зовет кого? Ну?.. Сыщика!
— Никто у нас никого не надувает. Пузыри мыльные — это да! Это Слюня с Хлюпой любят. А надувать кыша — никто и никогда. И никаких БЖ у нас нет.
Белая Жилетка нервно почесал живот:
— Это раньше не было, а теперь есть. Ты абсолютно отупел тут, под кустом.
На Туку Дысевы обидные слова не произвели никакого впечатления. Ему по-прежнему было скучно. Подметив на мордочке приятеля выражение полного равнодушия, БЖ сделал повторную попытку разбудить в Туке интерес к жизни:
— Кругом пропадают вещи. Чьих это лап дело?
— Какие вещи? — равнодушно спросил Тука.
— Сурок, например.
— Сурок не вещь. Он живой.
— Это значения не имеет. Значение имеют только факты. Сурок пропал — это факт. Кто взял Сурка? Для чего? Куда дел? Вдруг он его использует в низменных целях?
— Кто использует?
— Да тот, кто взял.
— А какие цели низменные?
— Рабство, — с отвращением сказал Дысь.
— Тогда это Бяка, — заключил Тука. — Почти все плохие поступки — его.
— Ты так считаешь? — задумчиво протянул Дысь. Он затянул кушак жилетки потуже, сунул голову себе под мышку и замер в этой неестественной позе.
— Что с тобой, Дысь? — В голосе Туки послышался интерес.
— У каждого сыщика свои приемы. Иногда полезно взяться за ум, — с трудом выговорил Дысь. Но вскоре голова у него затекла, и он выпрямился. — Значит, Бяка? Хорошо! А кто тогда украл у Сяпы поилку для Сурка?