Большой обман
Шрифт:
— Ясно.
— Поймите меня правильно. Я очень уважаю Великана, мы старые знакомые. Но он уже давненько в ауте. Как бы он…
— Не потерял чутье?
— Точно. Вы схватываете на лету.
Эдди откидывается на спинку стула, довольный, что мне не надо ничего разжевывать. Мне предлагают отступного. Те же три тысячи долларов — только здесь и сейчас, — и я разворачиваюсь и отправляюсь домой. Может быть, как-нибудь в другой раз. У Эдди сейчас как раз имеется манипулятор, которому он доверяет. Покруче меня будет. Хотя до моего декольте ему, конечно, далеко. Зато на него можно полностью положиться. Сто десять процентов.
— Ста десяти
— Что говорите?
— Не бывает ста десяти процентов. Максимум сто.
Эдди чмокает губами. Я еще и умничаю.
— Эта сумма, — он теребит себя за шорты, — у меня с собой. Три тысячи наличными. Даже пачкаться не надо. Просто отдайте сверточек, и забудем обо всем. Можете отдыхать, загорать. Сходите в музей Гиннесса. Все, что хотите.
— Я не загораю.
— Что говорите?
— Я же рыжая. Я не загораю. Я обгораю.
Эдди сердито вздыхает. Я заказываю виски. Надо же как-то скрасить молчание. Жду, когда официантка принесет заказ. Воображаю Эдди — Хамфри Богартом, а себя — настоящей Лорен Бэколл. Я даже понижаю голос на несколько пунктов. Теперь он у меня низкий и сиплый.
— Послушайте, — я беру свой бокал и подаюсь к нему, — спасибо, что встретили меня и покатали по Стрипу. Очень вам за это признательна. Но давайте начистоту.
Эдди наклоняет голову. Я кладу ногу на ногу.
— Первое. Это я буду играть завтра вечером, и никто другой. Второе. Мне не нужны ваши вонючие деньги. Третье. Если есть желание, можете записывать. Мне не нравится «Белый русский».
— Ясно.
— Отлично. Вам также не помешает узнать, что самый лучший карточный манипулятор — это я. У меня сверхзвуковые пальцы, я могу считать в уме быстрее, чем вы — говорить, и я непрерывно тренировалась с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать лет. Меня ничто не остановит. Понятно? Ни вы, ни ваши деньги, ни ваш пройдоха «сто десять процентов». И уж конечно не… не вы.
— Про меня вы уже говорили.
— Отлично. Я просто хотела проверить, насколько вы внимательны. В общем… Эдди, вы поняли, о чем я.
Эдди заливается смехом. Отсмеявшись, он допивает пиво, заказывает нам еще по виски и поднимает руку, чтобы я могла хлопнуть его по ладони.
Что я и делаю.
— Елки-палки, — говорит Эдди. — Великанище-то, а? Как всегда, на высоте. Я с ним поспорил на двести долларов, что вы схватите деньги и кинетесь наутек. У вас даже вид совсем не такой. Уж манипуляторов-то я повидал, будьте спокойны. Вы на них не похожи.
Я улыбаюсь в свой бокал. Приятно, что Эдди наконец меня оценил. А Луи настолько мне доверяет, что даже побился об заклад. Я достаю из вазы орешек, бросаю себе в рот и запиваю добрым глотком «Джека Дэниэлса».
— Виски для вас не крепковат?
— Нет… кхе-кхе… в самый раз.
— А что это вы так закашлялись?
— Виски ни при чем. Это я орешком подавилась. Не в то горло попал.
— Может, мне заказать вам что-нибудь с вишенкой?
— Вместо бурбона?
— Ага.
— М-м… да, пожалуйста. Сделайте одолжение.
53
— Выспалась?
Это Эдди. Звонит мне в номер. Побудка.
— Черт, который час?
— В Лас-Вегасе почти двенадцать. Не бери в голову. Ты в другом часовом поясе, красавица.
Поздненько же я вчера легла. Сперва мы с Эдди долго обсуждали детали предстоящей игры: где, когда, с кем и как. Потом,
После покера Эдди решил, что мне надобно разрядиться. Чтобы завтра вечером быть в полной боеготовности, лучше заранее дать выход страстям. Я тщетно пыталась убедить его, что я не азартная и никаких особенных страстей во мне нет. Но Эдди проявил исключительную настойчивость, даже как-то странно стало. Весь остаток ночи мы только и делали, что просаживали его выигрыш: играли в «блэк джек», зачеркивали цифры на билетах «Кено» [69] (хоть бы ломаный грош в ответ), пригоршнями бросали жетоны в автоматы. Из «Венецианца» — во «Дворец Цезаря», через толпы молодоженов и просто туристов, из «Дворца Цезаря» по удушающей жаре — в «Бухту Мандалай». Там прохладно и аквариумы с акулами.
69
Казино-лотерея, одна из древнейших лотерей на Земле. На каждом билете 80 номеров. Зачеркивается обычно не более 15, редко 20. Если из 10 зачеркнутых номеров все десять оказались счастливыми, ставка увеличивается в миллион раз. Такое совпадение крайне маловероятно, но именно астрономические суммы выигрышей, не сравнимые ни с рулеткой, ни с «блэк Джеком», привлекают к «Кено» широкие массы.
Поход наш завершился в «Эль-Кортесе»: запах табачного пепла и пота, проплешины на коврах и рулетка. С нами играли какие-то пожилые господа в спортивных костюмах и дамы с длиннющими ногтями. Мы пили кофе в круглых будках, обитых кожей. Мы заказывали текилу официанткам в жутких розовых платьях и с целыми ульями вместо причесок на голове. Мы ели мороженое, залитое сиропом и посыпанное карамельными крошками, а к четырем часам утра перешли на хот-доги. Мне было весело и легко. Когда Эдди сказал, что пора баиньки, я уже подбирала себе татуировку.
В «Луксор» мы вернулись уже на рассвете. Восходящее солнце заливало небо киноварью и согревало пустыню. Серьезные игроки возвращались в гостиницу — надо же и поспать. Я постояла у лифта, изучая их лица. Вот и папа, когда впервые попал в Лас-Вегас, наверное, так же жадно смотрел на завсегдатаев. И голова у него кружилась, и в глазах светилась решимость стать таким, как они. Пусть даже ради этого придется рискнуть всем.
Едва добравшись до номера (на этот раз я нашла его легко), я рухнула в кровать и погрузилась в глубокий сон. Перед глазами проплывали кучки фишек и рулетки с двойным «зеро», во сне я играла с папой в криббидж, как обычно по субботам, и с нами была мама. Перед тем как открыть карту, она всякий раз скрещивала пальцы на счастье, и папа улыбался ей и подмигивал. Перед ним на столе лежала бумажка с цифрами — записывать результат всегда было его обязанностью, — и, если мама играла плохо, папа, скосив глаза, потихоньку приписывал ей лишние баллы. Думаю, мама все хорошо видела, но молчала. Это был наш общий секрет.