Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая
Шрифт:
В течение нескольких следующих дней в суд приходили оперативные работники, работавшие с подсудимыми на начальном этапе следствия. Кто-то из них уже ушёл из МВД, а кто-то ещё работал и получил повышение. Все они старались вести себя смирно и кротко. Кто держал руки по швам, кто — ладонь в ладони перед собой. Они ловили каждое слово судьи. И, делая небольшую паузу, отвечали робким голосом.
Первыми были допрошены три оперативника, проводившие дознание Трофимова. Они отрицали, что его били и что предлагали сделку, то есть вызволение его из-под стражи, в обмен на упоминание моей фамилии
Они указывали, что не помнят, как Трофимов оказался в РОВД. Но то, что в его квартире была взорвана дверь и он ночью со своей девушкой в ночной рубашке был доставлен в райотдел, — отрицали. Когда же Лясковская спрашивала, видели ли они на лице и голове Трофимова бинты, так как из медосвидетельствования и показаний Трофимова следовало, что его доставили в райотдел и толкнули головой в оконное стекло, как будто он с третьего этажа хотел совершить побег, отвезли в больницу скорой помощи, где наложили швы, а потом начался допрос, каждый отвечал, что не видел. Что знает, что Трофимов при задержании вёл себя хорошо. И потому исключает применение к нему методов физического воздействия. Что явно раздражало Леонида. Он надувал щёки, пыхтел и сопел.
И когда последний из опрошенных, разворачиваясь к выходу и думая, что он не виден судье, изобразил в сторону Леонида воздушный поцелуй, пока Леонид выкрикивал: «Иди сюда, я тебя поцелую!», Лясковская сидела и молчаливо наблюдала, провожая взглядом свидетеля в то время, как тот покидал зал. Каждый следующий работник милиции говорил, что хорошо знает подсудимых — всех, кроме меня. Что они давали показания добровольно, обличая друг друга и чуть ли не наперегонки. Что их не били и не говорили, какие показания давать и не подсказывали, что и как говорить.
На вопросы Старикова отвечали, что такого не может быть, что его содержали в наручниках, что краем запечатлела камера на продемонстрированном ранее прокурором видеовоспроизведении. Гандрабуре отвечали, что это он начитался книг о таких методах, как «слоник» и «лом». И сейчас, чтобы уйти от ответственности, рассказывает о них в суде. А на вопрос Маркуна, откуда у него взялся синяк на левой щеке, что было отчётливо видно на видеозаписи, аргументировали, что он мог его нанести себе сам, чтобы потом оговаривать милицию, и что в их отделе не работал левша. Лясковская слушала молча, как будто давая высказаться подсудимым, а потом отдавала свидетелю паспорт.
На следующий день в зал пришёл армянин, и я, встав с места, громко сказал:
— Вот это лицо кавказской национальности, которое приносило мне газеты!
— Шагин, тихо, у нас нет кавказской национальности, — сказала Лясковская.
— Слышь, ты, я что, почтальон тебе, что ли?! — соскалил в мою сторону зубы армянин, и мне показалось, что его глаза наливаются кровью.
Он сказал, что сейчас уже не работает в МВД, а возглавляет службу безопасности банка. Говорил, что уже не помнит подсудимых и, разумеется, никого не бил. А перед тем, как уйти, погрозил мне пальцем и сказал, что мне ещё сделает.
Человеком с улыбкой, похожей на оскал
Он мило улыбался и говорил, что входил в следственную группу и поэтому хорошо помнит подсудимых. И что со всеми следствие проходило в рамках закона.
— А в каком статусе они находились? Кто-то из них был задержан по административному аресту?
— Я так не могу сказать, но думаю, что нет. Прошло много времени, — ответил Марук и посмотрел в сторону клетки.
Я показал на себя пальцем и едва заметно помотал головой.
— Вот, Шагин не был задержан по административному аресту, точно нет, я помню, — добавил Марук.
И я закивал головой.
— А как он был задержан? — спросила Лясковская, и я показал Маруку три пальца.
— Ну, как положено, на трое суток, по подозрению, — ответил Марук.
И я снова закивал головой.
— Вы это точно помните? — спросила Лясковская.
Я опять закивал головой.
— Точно, — ответил Марук.
— Вот видите, как полковник милиции врёт! С моих подсказок из клетки! — встал и сказал я Лясковской.
— Сядьте, Шагин, — сказала она. — Это всё сделали Вы! — сказала судья Маруку и протянула ему паспорт, пока тот стоял с красным каменным лицом. А потом медленно пошёл к выходу из зала.
В четверг в камеру пришли шмонщики. Прапорщик Пузырь сразу подозвал меня. Он сказал, что им не нужен телефон.
— Давай сюда галстук, и мы уйдём.
Я быстро отдал свой золотистый «Dupont». У начальника конвоя был запасной.
На следующий день, в пятницу, были допрошены родственники подсудимых об обстоятельствах их задержания. Оле и жене Ляшенко Лясковская разрешила задержаться в зале до конца судебного заседания, что Владимир Тимофеевич расценил как хороший знак.
Вечером в тот же день по телефону Оля сказала мне, что, когда она возвращалась домой, на её автомобиле перестали работать тормоза.
А на следующий день, в субботу, в программе «Криминал» полковник Стогний показывал Олину «Паджеро», припаркованную к кинотеатру «Загреб». И говорил: вот на таких машинах разъезжают жёны бандитского «Топ-Сервиса».
До Нового года оставалось полторы недели, и за это время Лясковская планировала изучить в суде документы из 25 томов, приобщённых к делу по ходатайству прокурора, и после Нового года приступить к прениям сторон.
В перерывах между судебными заседаниями или прямо в клетке суда я ознакомился со всеми материалами. Это были копии документов, контрактов, инвойсов, таможенных деклараций, счёт-фактур, дополнительных соглашений, изъятых из бухгалтерии ООО «Топ-Сервис», «Топ-Сервис Восток», «Топ-Сервис Трейдинг» и других предприятий, их поставщиков, оригиналы которых находились в экономическом уголовном деле, по которому, не говоря уже о каком-либо решении суда, не было предъявлено обвинение и не были допрошены директора указанных предприятий. И сейчас эти материалы были приобщены к делу прокуратурой как доказательство моей вины в незаконной хоздеятельности по хищению из бюджета НДС вышеуказанными предприятиями, руководителем которых по обвинительному заключению являлся я. Хотя какой-либо статьи по краже мне вменено не было.