Болтливые куклы
Шрифт:
— Все! Уходите! Дальше я сам! — он обернулся к Шену, весь черный от копоти, в смазанном потекшем гриме почти не узнаваемый, похожий на настоящего демона. — Потерпи, потерпи еще чуть-чуть… — закрывая лицо от дыма, Зар опустился на колени и принялся высвобождать ноги Шен Ри из пролома. Сначала осторожно, а потом все отчаянней, все быстрей — дым и огонь подгоняли его, вынуждая забыть о жалости. И вот тогда — в эти страшные, безумные мгновения — боль начала проникать в сознание Шена. Едва ощутимая сначала, она неумолимо разрасталась,
Шен Ри закричал, не в силах терпеть эту пытку.
Он продолжал кричать, когда Зар подхватил его на руки и бросился прочь от пылающей сцены.
И замолчал только тогда, когда едкий дым заполнил все его легкие, и сознание, наконец, ускользнуло прочь из разбитого тела.
Он приходил в себя медленно. Видел незнакомые лица, странные образы. Чувствовал боль, сладкий вкус густого, как молоко, напитка, осторожные прикосновения — и проваливался в забытие снова.
Когда сознание окончательно вернулось к нему, было утро.
Шен Ри открыл глаза и в тот же миг полностью вспомнил все, что было. Его разум не был настолько добр, чтобы спрятать события последних дней в глубину.
Боль еще терзала ноги, но была вполне выносима. Однако прошло несколько долгих минут, прежде чем Шен отважился медленно с трудом сесть в своей постели и одним решительным рывком отбросить одеяло.
Пустота.
Вот что он увидел на месте своих ног.
Тошнота скрутила нутро и выплеснулась наружу вместе с громким стоном.
Шен Ри был достаточно умен, чтобы понять — он больше НИКОГДА не сможет танцевать.
Никогда.
Он думал, что придут слезы, и вместе с ними — облегчение. Но глаза оставались сухими.
Он надеялся, что придет Зар, и скажет что-нибудь, что даст надежду. Но кроме заботливых и молчаливых служителей храма никто не появился у постели безногого танцора.
На следующий день ему принесли чистую одежду, помогли облачиться в нее и усадили в кресло, в каких по городу носят господ. Шен Ри ждал, что его вернут в знакомую актерскую келью, но вместо этого он попал в покои настоятеля.
Седой старик с белыми мраморными глазами был немногословен.
— Я получил знамение, — холодным голосом сообщил он. — Великая Небесная богиня говорит, что ты довольно послужил ей, Шен из рода Ри. Теперь она отпускает тебя, — настоятель указал на дверь и бесстрастно обрушил мир на голову Шена: — Ты возвращаешься домой.
Дракон
Я открыла глаза и обнаружила, что за окном давно уже день. Не утро, а именно день — солнце светило прямо в окно моей спальни, от его ярких лучей я и проснулась.
В голове была пустота. В душе — боль, глубокая, как
Я зажмурила глаза, пытаясь понять, где заканчивается сон и начинается явь.
Нет, я совершенно точно знала, кто я, где я, что было вчера, и что нужно сделать сегодня. Но с чувствами все оказалось гораздо сложней. Мне никак удавалось отделить образ куклы, сидящей на столе моего деда от образа живого черноволосого мальчика с блестящими иссиня-черными глазами. Мальчика, который все еще кричал в моем сне, все еще летал в моей памяти, все еще улыбался своей необычной, словно обращенной внутрь улыбкой.
— Шен… — его имя, как всегда, слетело с губ слишком быстро. Хотелось повторить его снова и снова. Хотелось ворваться в кабинет и прижать к себе хрупкую куклу, прижать к самому сердцу, как будто так можно почувствовать биение крошечного сердца. Вместо этого я лежала в своей кровати и молча глотала невидимые слезы. Потому что… ну невозможно ведь так откровенно показывать свою жалость и чувства ЖИВОМУ настоящему человеку. А Шен Ри для меня стал не просто живым — он стал частью меня, моей жизни, моей души.
Я стиснула край одеяла и не сдержала возгласа, который рвался из самого сердца:
— Как же так, Шен?.. Почему ТАК?
И что было дальше?
В конце концов я, конечно, выбралась из кровати, поплелась в ванную и долго держала голову под струей прохладной воды, пока та не натекла мне в уши, чего я страшно не люблю.
Потом я старательно почистила зубы.
Потом сварила себе крепкий черный кофе без сахара и выпила его, закусывая тонким имбирным печеньем.
Потом снова почистила зубы, надела вместо пижамы свою любимую майку-алкоголичку до колен и зачем-то накрасила ногти бордовым лаком.
И только после этого, так и не собравшись ни с мыслями, ни с чувствами, решилась наконец зайти в библиотеку.
Шен сидел на клавишах, чуть склонив голову на бок, его длинные ладони упирались в буквы 'у' и 'р'.
Я оседлала старый венский стул, положила руки и подбородок на его изогнутую деревянную спинку и сказала:
— Привет, Шен.
Утреннее солнце, отраженное окнами дома напротив, играло в его нитяных волосах. И это была кукла, просто кукла. Она не умела разговаривать.
— Ты так и не сказал мне, как оказался здесь, в нашем мире.
За это утро я передумала множество вариантов, но все они оставались только домыслами. Что было на самом деле, оставалось для меня загадкой. И эта незавершенность истории стала настоящей занозой. Словно книга, оборвавшаяся на середине.
Я не выдержала и все-таки взяла своего увечного танцора в ладони. Нет, его сердце не билось, а кожа не стала теплей, чем вчера. Но я ведь знала… знала, какой он на самом деле.
— Ты должен мне все рассказать, Шен Ри, — сказала я ему решительно. — Потому что… Потому что… ну а зачем иначе все? Зачем было начинать?..