Бомба для империи
Шрифт:
В мае – июне погромы вспыхивали в Екатеринославской и Полтавской губерниях, где богатые евреи, арендуя помещичьи земли, сдавали их крестьянам по непосильной цене.
Погром в Керчи начался в начале июня. Марта тогда только-только окончила Керченскую гимназию и собиралась ехать в Санкт-Петербург поступать на Надеждинские акушерские курсы.
Погромщики прошлись по Большой и Малой Митридатским улицам и переулкам, разбили в мелкие осколки витрину магазина готового платья Шмулевича, фотографический павильон Зильбермана и семь ростовщических контор и меняльных лавок. Два
В доме Гинсбургов погромщики разбили окна на втором этаже, и один из осколков попал папе Менделю в правый глаз. Глаз вытек, и папа стал таким же одноглазым, как и его брат Давид в Одессе. Два глаза теперь у них было на двоих. После этого случая Марта и решила покинуть Россию навсегда, чтобы издали мстить за одноглазых родственников и сломанную в двух местах ногу брата Натана.
Вначале она уехала в Париж, затем перебралась в Берн, где стала изучать прикладную медицину – верно, для того, чтобы человек после покушения уже не смог оправиться и встать на ноги. А еще рьяно включилась в работу самых радикальных революционных кружков, в результате чего была замечена «Центром».
Скоро Марта самостоятельно научилась делать метательные разрывные снаряды. При опытах, проведенных недалеко от Цюриха, в местечке Петерстобель – резиденции Исаака Дембо, – обе ее бомбы разорвались, да к тому же быстрее других. Потом была стажировка при Техническом отделе «Центра», где Марта Гинсбург познакомилась с Густавом. Какое-то время он был ее непосредственным начальником, но после ее посвящения в 1885 году их пути разошлись. И вот, с момента несостоявшегося покушения на императора Александра Александровича 1 марта 1887 года, она снова была в подчинении Густава…
– Собирайся, поедешь в Россию, – заявил ей Густав, как только она переступила порог.
– Одна? – только и спросила Марта.
– Нет, с Дембо.
Марта чуть поморщилась, что не ускользнуло от внимания Густава. Похоже, Дембо ей не нравился. Однако сумела промолчать. Она прекрасно осознавала, что такое быть посвященной. А еще более, что такое приказ «Центра»…
– Твоя задача, Марта, заключается в том, чтобы собрать рассеянные охранкой остатки «Народной воли» и создать новую «Террористическую фракцию». Цель – убийство русского царя весной следующего года. Ранней весной, – уточнил Густав…
– Опять первого марта? – без улыбки спросила Марта.
– Желательно, – услышала она ответ.
Ноздри Марты раздулись, как у боевой лошади, услышавшей призыв трубы. Все ясно. Она сделает это. Если надо – ценой собственной жизни…
– Сама не лезь, – словно догадался об ее мыслях Густав. – Максимум твоего участия в акции – написание прокламации от лица «Народной воли» про покушение. И изготовление бомб. А еще лучше – научить кого-либо из новых героев самим готовить метательные снаряды. И помни, – Густав дольше обычного посмотрел в глаза собеседнице, – на сей раз осечки
– Да, – коротко ответила Марта.
А что еще было говорить? И так все ясно.
Глава 6
В ЦЮРИХЕ, или ДЕСЯТЬ ДНЕЙ НА ВСЕ ПРО ВСЕ
Аудиенция у Густава состоялась в самый день приезда Плотного-«Первопрестольного» и Долгорукова в Цюрих. Когда они вошли, Густав пытливо посмотрел в глаза Всеволода Аркадьевича, но страха в них не обнаружил. А вот решимость – имелась. К чему бы это?
«Похоже, с этим господином из России придется повозиться», – подумал дважды посвященный и, указав рукой на кресло против своего стола, спокойно произнес:
– Слушаю вас.
Затем он кивнул Плотному, чтобы тот вышел, и, подождав, когда Всеволод Аркадьевич усядется, весь обратился во внимание.
Сева кашлянул.
– Во-первых, я бы хотел принести свои извинения за причиненные вам неприятности, – начал он. – Мы не знали, что деньги принадлежат вам и вашей организации.
Всеволод Аркадьевич замолчал и посмотрел на Густава. Тот был невозмутим, и о чем он думает, понять было невозможно.
– А если б знали? – неожиданно спросил он.
– А если бы знали, то этого вашего курьера мы обошли бы стороной, – ответил Долгоруков. И добавил: – За версту.
Это была правда. Если бы он знал, что разводка курьера приведет к таким последствиям, то непременно дал бы отбой афере. Ибо кому нужны неприятности? Да никому…
Сева замолчал, ожидая, не последует ли новых вопросов.
Не последовало. И чтобы прервать затянувшуюся паузу, сказал:
– Но каждый зарабатывает себе на жизнь как может. Верно ведь?
Ответа снова не последовало. Густав молчал и смотрел на Долгорукова, точнее изучал, как естествоиспытатель-ботаник разглядывает только что пойманную редкую бабочку, которая вскоре послужит украшением его коллекции…
Чего он молчит? От этого молчания Сева был в некотором замешательстве, и слова, подготовленные для этой встречи, уже казались ненужными. А других он пока не придумал.
Странный человек этот Густав. Странный и весьма опасный. Все линии поведения, придуманные для различных людей, в данном случае были совершенно бесполезны. Он не подходил ни под один известный Долгорукову типаж. И было непонятно, как следует вести себя с ним…
Тишину прервал Густав:
– Ну, что же вы замолчали? Я вас внимательно слушаю.
Слово «внимательно» он произнес с такой тонкой язвительной интонацией, что Сева понял: надо что-то говорить. Только вот что? Может, покуда потянуть время и собраться с мыслями?
– Прошу прощения, – Всеволод Аркадьевич и правда собрался немного потянуть время, – а какую организацию вы представляете? Какая-нибудь международная сырьевая биржа? Акционерное предприятие или что-то в этом роде?
Лицо Густава оставалось невозмутимым. По нему не пронеслась даже тень усмешки, даже намек на нее, хотя вопрос Долгорукова должен был вызвать именно такую реакцию. Он спокойно смотрел прямо в глаза Севе и так же спокойно и невозмутимо ответил: