Бомбардировщики
Шрифт:
— Может, к нам, грешным, направился? — задумчиво протянул подполковник, бросая трубку.
— Пути начальства неисповедимы, — продекламировал Павел Савинцев и резко добавил: — Где его черти носят! Сам же нас поднял и заставил садиться в облака.
— Мне неинтересно, где его носит, мне надо знать, где мои люди, — жестко, с надрывом отрезал Овсянников.
За прошедшую ночь подполковник не сомкнул глаз, сразу по возвращении на аэродром сменил на КП заместителя, устал как собака и хотел спать. Впору было в глаза спички вставлять. По-хорошему, следовало вызвать первого попавшегося под руку младшего командира, оставить ему дежурство и идти отсыпаться. К сожалению, Овсянников так не мог, не мог себя заставить отдыхать, пока не выяснит, что случилось с пятью экипажами. Совесть не позволяла. Впрочем, не все было так плохо. Первый сюрприз, причем приятный, пришел в семь утра. Позвонили соседи из истребительной авиагруппы второго флота и передали, что два бомбардировщика ночью сели на их аэродром. Это экипажи лейтенанта Гордеева и капитана Абрамова, все живы, машины в порядке. Немного позабавил тот факт, что помполит не стал разъяснять немцам значение и статус своего звания, а просто представился капитаном, что соответствовало званию старшего политрука. После дозаправки, как только облачность рассеется, оба экипажа вернутся на аэродром Лa Бурж. Да, новость Ивана Марковича обрадовала, особенно тот факт, что нашелся помполит. Еще через полчаса в комнату ввалился усталый, злой и грязный капитан Гайда. Прямо как был, в промокшем плаще, особист бухнулся на свободный стул и хлопнул фуражкой по столу.— Ушли, суки! — заявил Михаил Иванович, злобно ощерившись. — Смылись!
— Местные? —
— Не знаю. На коммандос не похоже, скорее наши родные повстанцы, те самые уроды, что пытались бомбу притащить, — в голосе Гайды сквозило плохо скрываемое раздражение.
По большому счету, сегодняшняя ночь показала, что вся работа особиста в Лa Бурже коту под хвост. Не сумел, не обеспечил, время зря упустил, плохо работал с местным населением, не заагитировал осведомителей — вот какие выводы можно сделать. И эти выводы, скорее всего, будут сделаны вышестоящими товарищами. Прокол в работе, товарищ капитан, получается. Нехорошо.— Парашютистов коммандос не было, — тихим усталым голосом молвил Овсянников, ему самому хотелось накричать, стукнуть кулаком по столу, сорвать злость на провинившемся особисте.
— Ты давай лучше мотай в город к своему другу Мюллеру, поговори, поспрошай. Может, что интересное полиция и подкинет, — продолжал подполковник, накатившая на него волна ярости и негодования незаметно отступила, отошла на задний план, осталась только смертельная усталость. — А у нас три экипажа не вернулись, — ни к селу, ни к городу добавил командир полка.
— Над целью?
— Может, и на континенте разбились, пока неизвестно.
— Я напрягу фельджандармерию, — кивнул в ответ Гайда, — коллеги обзвонят своих, может, кто где и видел бомбардировщик, может, кто уже и нашел ребят.
— Это дело. Напряги и поговори со своими друзьями по-хорошему. Если мы так достали англичан, что они специально ради нас прилетели, то на этом гадости не закончатся. Прилетят на следующую ночь или через пару ночей, бомбистов озадачат. Нет, не отступятся гады, не отстанут, — при этих словах на губах Овсянникова заиграла нехорошая улыбка. Как будто он радовался такому вниманию со стороны противника к своему полку.
— Достал ты их, Иван Маркович, — в глазах особиста мелькнули искорки понимания. — Думаешь, специально ради нас прилетали?
— А ты как думал? В такую погоду бомбардировщики поднимать! Цель же не найдешь и отбомбиться не сможешь. Нет, мы, ясный пень, островитянам поперек горла встали.
— И сигнальщики неслучайно в лесу сидели с ракетами наготове, — Гайда продолжил мысль командира, — в городе рация есть.
— Правильно мыслишь, — похвалил особиста Иван Маркович. — Давай ищи рацию и кто по ней перестукивать любит. За начальство не беспокойся, время военное, противник не дурак, ликвидировать его агентуру можно, но сложно. В штабе корпуса тебя поймут, особый отдел, — тут Овсянников подмигнул капитану, — твои кореша, не выдадут. Работай, капитан.
Глава 15 Суета сует Жизнь идет. Ничего страшного, с точки зрения командования, с полком не случилось. Задание выполнено, потери — в пределах допустимого. Да, комдив несколько превысил рамки своих полномочий, но поскольку цель разбомблена, оргвыводы не последовали. Отыскавшийся на следующий день генерал-майор Семенов ходил гоголем. В неформальном соревновании между командирами эскадр советская дивизия набрала дополнительные очки, и авторитет ее командира вырос. Повысилось значение голоса Семенова на совещаниях в ставке Геринга. Все в итоге выиграли, или почти все. А между тем злосчастный вылет на Глазго стоил полку потери трех самолетов и восьми человек. Два экипажа не вернулись домой, через три дня на людей отправили похоронки «Погиб смертью героя» и вычеркнули их из списков личного состава. Такова жизнь. Только после войны прояснилась судьба экипажа бомбардировщика под номером «08». Их сбили в районе Вулера, ночной истребитель нашел свою жертву. Все четыре члена экипажа успели выпрыгнуть с парашютами. Летчик, штурман и стрелок в ту же ночь были схвачены полицией, а вот стрелок-радист отделенный командир Остапенко целую неделю скрывался в горах вместе с примкнувшими к нему тремя немцами. Об эпопее четверых товарищей можно было бы написать целую поэму. Помыкавшись на горных пастбищах, ежеминутно рискуя попасться если не патрулю, так местным аборигенам, а вторые были опаснее полиции и солдат, летчики решили пробиваться к побережью. Им это удалось. Практически без приключений, только один раз попав в перестрелку с патрулем, трое немцев и один русский добрались до рыбачьего поселка на берегу моря. Ночью они ограбили продовольственную лавку, связали двоих местных полицейских и похитили рыбачий баркас. На этом везение славной четверки кончилось. Благоволившая до сего момента товарищам фортуна повернулась к ним своим нижним лицом. Трое суток лодку носило по штормовому морю. Как парни не перевернулись и не утонули, одним морским богам известно. На третий день кончились запасы воды. Незнакомые с морем, в первый раз в жизни попавшие во власть стихии люди банально не рассчитали запасы. А шторм не утихал. Насквозь промокшие, замерзшие, мучимые жаждой летчики надеялись только на чудо и на то, что ветер отогнал баркас к Фризским островам. По крайней мере, так объяснял товарищам штурман с «Ю-88» Рудольф Хенке. И вот на закате третьего дня на горизонте показался корабль. Спасение было уже близко, но совсем не то, на что рассчитывали товарищи. На борт их подняли моряки английского корвета «Порт-Патрик», патрулировавшего прибрежные воды Британии. На этом эпопея закончилась, в финале друзья попали в английский лагерь военнопленных. Впоследствии Остапенко порою сожалел, что их лодку не перевернуло волной и они не утонули. Условия содержания военнопленных были таковы, что немецкие концлагеря и советские зоны показались бы после английского лагеря курортом. Во всяком случае, кормили в ИТУ континентальных держав лучше, над заключенными не издевались, и смертность была не в пример ниже, да еще врачи занимались своим прямым делом, лечили людей, а не только подписывали справки о смерти. Тогда как из попавших в английский плен советских и германских военнослужащих половина погибла из-за постоянных издевательств, пыток и жутчайших условий содержания. Не зря после капитуляции Великобритании спецслужбы держав Антиимпериалистического пакта еще долгие годы охотились за бывшей английской лагерной администрацией. Такова судьба тех, кому не посчастливилось быть сбитым над Островом. Зато экипаж младшего лейтенанта Антонова в эту ночь не исчерпал запас своего везения. Отбомбившись по цели, они легли на рекомендованный курс, но над континентом отклонились в сторону и заблудились. Банальная штурманская ошибка, отягощенная сложными метеоусловиями и нулевой видимостью. Догадавшийся искать запасной аэродром Митрофан Антонов дотянул почти до Реймса. Горючее кончалось, облачности конца и края не было видно. Да, облака немного рассеивались и прореживались, но зато с земли поднимался туман. И аэродромов или подходящих площадок все не встречалось. Посовещавшись, экипаж решил садиться на вынужденную. Заметили шоссейную дорогу, выбрали прямой участок и пошли на посадку. Практически все удалось, почти сели. Младший лейтенант умудрился виртуозно попасть всеми тремя точками на шоссе и удержать машину от присущего «ДБ-3» разворота вправо. Тяжелый бомбардировщик катился по асфальту, скорость потихоньку падала. Машин и людей на дороге, к счастью, не было. Антонов уже облегченно вздохнул и собирался отстегиваться от кресла, как бомбардировщик налетел левой консолью на телеграфный столб. Машину моментально занесло, крутануло на месте и выбросило в заросшую кустарником придорожную низинку. Повезло, нечего сказать. Почти посадили бомбардировщик, и в последний момент им подгадило по полной. По большому счету, ребятам действительно повезло. Машина не загорелась, никто не пострадал, только штурман сильно порезался осколками плексигласа и вывихнул руку. Выбравшиеся на свежий воздух товарищи, посовещавшись и осмотрев самолет, быстро пришли к выводу, что машину уже не восстановить. Настало время переквалифицироваться из летунов в пешеходов. Но ненадолго. Штурмана перевязали, из люковой установки вытащили ШКАС и пошли ловить попутку. Здесь им еще раз повезло. Водитель грузовика успел затормозить и остановить машину за два шага до перекрывших дорогу неизвестных в меховых куртках и летных шлемах. Наверное, на него так подействовал направленный на кабину пулемет. Бедняга француз буквально оцепенел от неожиданности. Раннее утро, туман. Вдруг впереди над дорогой вырисовывается хвост самолета, а на самой дороге появляются четыре решительно настроенных человека. Водитель никак не желал понять, что от него требуют военные. Французского языка никто из экипажа Антонова не знал.— Вот ты и пойдешь на пилотажную группу, — потирая руки, заявил Овсянников, когда героический экипаж добрался до аэродрома. Он и раньше планировал выдвинуть Ливанова комэском, а тут все само один к одному вышло.
— Товарищ подполковник… — лицо Ливанова вытянулось.
— Машину угробил? Вот и отрабатывай. Ничего не знаю. С этого момента принимаешь группу и приступаешь к занятиям. Приказ будет готов через полчаса. Иди к инструкторам, принимай машины. И чтоб сегодня же вечером у меня на столе лежал график занятий, а через неделю выведешь в небо три экипажа. Не считая твоего собственного, — заявил подполковник слегка обалдевшему старлею.
— А если кто мне свой самолет уступит? — не сдавался Ливанов. Он пока не знал, кого и как будет уламывать «продать» бомбардировщик, но просто так отступать не собирался.
— С товарищем старшим политруком Абрамовым можно поговорить, — нашелся Макс Хохбауэр. Штурман вполне разделял нежелание своего командира уходить с боевой работы.
— Я тебе дам! — Овсянников покачал перед носом лейтенанта кулаком. — Ты назначаешься ответственным за штурманскую подготовку.
— Мы не проходили стажировку на «ДБ-ЗФ», — отчеканил Ливанов.
— Пройдете, — пообещал командир полка. — Хохбауэру поможет майор Савинцев, а тобой я лично займусь.
На этой оптимистичной ноте разговор завершился. Овсянников и раньше приглядывался к Ливанову, оценивал — потянет ли старлей эскадрилью или нет? По всему выходило: надо ставить. Пока молод и не боится ответственности, пусть растет. Вот и случай подвернулся. А то, что на время от полетов отстранили, так ничего страшного, наверстает свое. Зато у парня больше шансов выжить на этой войне. Сам Владимир Ливанов пока этого не понимает, рвется в бой, геройствует; ничего, со временем это пройдет, если старлей раньше не погибнет. Куда тяжелее приходилось капитану Гайде. Местные террористы явно всерьез взялись за советский бомбардировочный полк. Сигнальные ракеты — это еще семечки. На следующий день неизвестные обстреляли на дороге грузовик с возвращающимися из города бойцами. Ранили двоих механиков. А еще через день активисты Сопротивления стреляли по садящимся самолетам. Взбешенный Овсянников устроил Гайде хорошую взбучку, потребовав немедленно решить проблему с экстремистами и прекратить бесцельные катания в город. Речь шла о контактах особиста с фельджандармерией. На что Михаил Гайда заявил, что раз сам он не лезет в работу полка в силу своей некомпетентности, так пусть и летчики не путаются под ногами, не суются в дела, в которых ничего не понимают. Разговор вышел жестким, на повышенных тонах. Оба понимали, что не правы, но накопившееся за последние дни и бессонные ночи раздражение дало о себе знать. Выговорившись, капитан извинился. Погорячился, мол. Подполковник Овсянников, в свою очередь, признал, что был не прав, сам же советовал Гайде плотнее работать с военной полицией.— Что уж там, ты главное побыстрее повстанцев лови. Если собьют самолет или наведут на аэродром англичан, твоя голова первой полетит.
— Я понимаю, Иван Маркович, распорядитесь, чтоб люди в увольнение ходили с личным оружием.
— Так серьезно? — удивился Овсянников. Сам он пистолет брал только перед вылетом на бомбардировку. На крайний случай.
— Серьезно, если что… — капитан бросил на командира красноречивый взгляд, — есть шанс отбиться от бандитов. И механикам надо внушение сделать, я со своей стороны постараюсь машины без вооруженной охраны не выпускать за периметр, но чем черт не шутит. Людей у меня мало.