Бомбермэн
Шрифт:
В глобальном смысле это границы, которые не дано пересечь без обязательных условий: (визы, разрешения, благонадёжность, деньги). В государственном смысле, частная собственность, заборы, "свои люди", тюрьмы, бедность. В самих людях - страх, ненависть, слабость, зависть и вечное ожидание плохого, плюс тотальное неверие в людей.
Я не спал, ворочаясь на жестком ложе. Серый похрапывал в своём углу. Он философски решил не волноваться зря, раз подельник-наркоман всё равно их сдаст. А я вновь и вновь возвращался мыслью к тому, чему посвятил долгие годы. Теперь всё виделось
Впервые я почувствовал некий покой и закрыл глаза.
– Погодин!
– раздался зычный голос от двери, выдернув меня из глубокого сна, в котором я забыл этот ужасный, непередаваемый аромат КПЗ.
Я поднялся с дощатого ложа и потянулся. Всё тело ныло, как от побоев, голова гудела от недосыпа. Коновалов повёл меня обратно к следователю. Даже не знаю, сколько сейчас было времени. Коридор заливал всё тот же искусственный, трескучий, мертвенный свет.
Временщиков сидел за своим столом и выглядел ещё бледнее прежнего. Он вручил мне протокол задержания и велел подписать. Я выразил протест тому, что прочитал, и началась долгое и нудное препирательство насчёт текста. Проявив неожиданное буквоедство, я цеплялся за каждое слово, перечитывал фразу по сотне раз, чтобы не было подвоха. Несмотря на то, что следователь говорил, мол, какая разница что написано, "результат один - ты здесь", я не сдался, чем вывел Временщикова из терпения. Он повысил голос, потом разорался на меня, бросая папку и оглушительно хлопая ею по столу.
В минутный перерыв, который образовался, когда следователь закурил, я вызвал его образ и увидел старый изношенный агрегат, наполовину сгнивший, наполовину ржавый, типа землеройной машины. Из последних сил машина старалась работать, но не могла. Силы уже не те, а вокруг видимо-невидимо хлама, ворон и ещё чёрт знает чего. А ещё заметил толстый железный штырь, торчащий в одном из колёс, который скоро навсегда может остановить движение. "Несладко тебе приходится Пётр Палыч..." - подумал я. Вечная жертва своего усердия. Попал в тяжёлые обстоятельства, грозящие, как минимум, здоровью. Да ещё кто-то вставляет палки в колёса.
– Итак, Андрей Михалыч, давайте-ка, наконец, подпишем документ и начнём работу.
В кабинете снова появился Николай. По своей привычке сел на край стола, насмешливо наблюдая за нашими, с Временщиковым, разборками.
– Пётр Палыч, дорогой, что ты так с ним возишься? У тебя скоро смена заканчивается, а ещё столько надо сделать.
Николай легко соскочил со стола и ткнул пальцем в бумагу:
– Видишь что написано? Вот и пиши свои объяснения, а то мы уже нервничать начинаем, - в его голосе послышались угрожающие нотки.
"Вот оно! Злой следователь!" - подумал я, и решил написать, что я невиновен и требую вызова адвоката, без которого давать объяснений не буду.
Я подал
– Ох, какие мы умные! Книжек начитались, фильмов насмотрелись, адвоката им подавай. Пётр Палыч, вызови ему адвоката. Сегодня как раз, наш общий знакомый по списку дежурит.
– Ну что ж, давай, - вздохнул Временщиков. На его лице ясно было написано, что ему не до меня.
– Коновалов! Уведите...
Вместе с толстомордым Коноваловым, я вернулся в камеру, где Серый, проснувшись от шума открываемой двери, приподнял голову с лежанки.
Я сел с ним рядом.
– Допрашивали?- он остервенело почесался, наведя меня на мысль о вшах.
– Пока нет, адвоката вызвали.
– А кто дело ведёт?
– Временщиков.
– А-а, повезло, мужик нормальный, главное, чтобы не Деньгин. Такой гад!
– Был там ещё один, Николай.
– С приплюснутым носом? Он.
Серый начал стращать меня принципиально ненавидящих всех попавших к нему, Николаем. Это был тип следователя, для которого презумпция невиновности была пустым звуком, ибо он был уверен, раз ты сюда попал, значит, уже виновен и сядешь, как миленький.
Боже мой, если бы я знал, что поиски врага приведут меня к такому дурдому, что и трансцендентный опыт некогда будет получать...
Такая далёкая раньше земля стремительно приблизилась, и вдруг я понял, что попал! Удар оказался чувствительным. Я же в КПЗ! И может быть, попаду в тюрьму, где на своей шкуре испытаю все прелести жизни в неволе. Как ещё до меня не дошло, что облака это не единственное, что достойно внимания. Даже сейчас я понял, что был недостаточно благодарен жизни за то, что у меня есть. И я ещё хотел стать великим Гуру!
Теперь вставал вопрос обо всём, что я знал раньше и учил этому людей. Там, где лишают свободы, нет места пустым философствованиям, здесь нужны утилитарные знания. Как держать себя в руках, как распознать ложь и показать силу, использовать гипноз, энергетическое давление, медитации, наконец.
Я поймал себя на некоторой лихорадочности мыслей, внезапно охватившей меня. Успокоив душевную бурю волевым усилием, я всё равно не стал продумывать линию защиты. Я же не виноват.
В двери загромыхало, но вместо Коновалова появился новый персонаж, похожий на него, как две капли воды, только черноглазый.
– Поляков! К тебе адвокат,- сказал он сиплым голосом.
Я вышел, и охранник повёл меня в отдельную комнату, где за столом сидел, вальяжно закинув ногу за ногу, длинный худой человек, лет пятидесяти. Очки в золотой оправе должны были подчеркнуть его высокий адвокатский статус. Увидев меня, он на сантиметр привстал и указал мне на место напротив.