Бомбермэн
Шрифт:
– Я бы сказал, мне одинаково дорого всё. И тело и дух и, как ни странно сознание. Я хочу иметь мою собственную эволюцию в моём собственном мире.
– А-а, ты хочешь переделать мир созданный Богом на свой лад и внести изменения, которые коснутся тебя, а через тебя и всего мира. Ведь здесь всё находится в равновесии, в том числе и длина человеческой жизни. Что произойдёт, если, вдруг, появится нечто, выбивающееся из всеобщего дружного ряда. Ты рискуешь оказаться на прокрустовом ложе законов равновесия.
Я
– Не вижу никакого вызова законам равновесия. Я просто хочу ускорить свою эволюцию, не отвлекаясь на такие мелочи, как рождение, взросление и смерть.
– Ясно...то есть ты хочешь навечно связать себя с этим миром. А что будет с тобой, когда ты достигнешь своего предела в теле, и тебе больше нечего будет чувствовать? Ты одеревенеешь, потом окаменеешь, тебя не будет радовать еда, музыка, прикосновение женщины... твои пять нот умолкнут, ну и зачем тебе тогда тело?
– Тогда я его покину, перейду на другой уровень, - это было логично, меня не устраивали настоящие рамки, в которых я должен был действовать.
– Тогда ты перестанешь быть безсмертным, по крайней мере в том смысле, который ты вкладываешь.
Игрок был прав. Но, чёрт возьми, разве кого-то волнует название состояния? Я хочу получать свой опыт, пока не получу его весь, пока не достигну самой высокой вершины, которая только существует.
– Это отважный шаг, и для этого тебе надо всего ничего. Стать Новым.- Игрок весело засмеялся.
– Но как?!
– А ты ищи...ищи ответ, может и найдёшь...если дойдёшь. Шутки кончились, ты должен показать реальную готовность получить свой трансцендентный опыт, который изменит всю твою жизнь.
Я почувствовал, как Игрок покинул меня.
Белый свет стал ярче, ослепил, и я зажмурил глаза. До меня донёсся неясный шум, обрывки разговора и как будто издали:
– Погодин!
Я открыл глаза. Каждый раз возвращение в реальность была тяжелой и непонятной, я с трудом возвращался в сознание.
– Ну ты и горазд дрыхнуть!- рядом со мной стоял Серый, -тебя к следователю, второй раз кричит заморыш.- Он кивнул на приоткрытую дверь, за которой угадывался силуэт охранника.
Я направился к двери, мельком взглянув на игру, которую зажал в руке.
"Продолжить?"
Погоди, родимый, продолжим ещё...
Дерябкин в нетерпении ожидал меня, его скуластое некрасивое лицо выражало высшую степень озабоченности, уши горели праведным гневом.
– Что так долго копался? Пётр Григорьевич ждать не любит!
– Спал и видел кошмар, - сообщил я ему.
–
Мы подошли к кабинету, откуда я услышал голос Михаил Андреича. На душе сразу потеплело. В кабинете уже сидела "потерпевшая" Галина Петровна Пшенникова, одна из активисток "марксистского кружка". Широкая кость, лошадиное лицо, рыжие, коротко стриженные волосы. Обладая грубым и громким голосом, она умело удивительно неискренне льстить, пытаясь придать лицу умильное выражение и сюсюкая. "Ой, нас Андлей Михалыць, такой молодец, такой умница, сто бы вы без вас делали? Да мы бы плопали совсем!"- частенько говорила она, ужасно раздражая своими ужимками.
Теперь же никакого следа умильности на бледном вытянутом лице. Зеленые маленькие глаза сверкают настороженно и злобно.
Я уселся рядом с Михаил Андреичем, и по обыкновению закинул невод в пространство образов. Увидел выступающие из темноты две руки в белых перчатках. Каждая из них крепко держала в пальцах по человеческому глазному яблоку, и вращала ими в разные стороны в приступе неведомого комизма. На заднем плане ощущался неслышимый смех. Глаза повернулись к воображаемому носу и смех усилился. Зрелище было отвратительное и я вернул внимание к словам, которые говорила Галина.
Ничего принципиально нового я не услышал, те же рассказы о том, как я погружал в гипноз людей и заставлял их подписывать на себя недвижимость и движимость. Послушать её, так я был настоящим исчадием ада. Циничным, подлым и жадным.
Я усмехнулся, поймав на себе брошенный исподлобья взгляд Деньгина. Видно было, что он ненавидел меня до глубины души.
– А как поживает Ваша мама?- спросил Андрей Михалыч Пшенникову, безо всякой видимой связи.
Она даже запнулась, прервав на полуслове красноречивое описание того, как я её грязно домогался, пользуясь гипнотическим сном. Это, конечно она сказала зря, потому что даже Деньгин с сомнением посмотрел на неё, подумав о том, что она должно быть приукрашивает, потому что грязно домогаться к ней мог только тот, кто сам был под глубоким гипнозом.
– Мама моя умерла два года назад, - неприязненно ответила Галина.-И вообще, причём тут мама?!
– Да, причём?- эхом повторил Деньгин.
– Думалось мне, что квартиру, которую она завещала вам, было бы глупо продавать, чтобы подарить деньги Андрею Михалычу.
– Да он же обманом заставил меня!- даже взвизгнула Пшенникова,- ввёл в бесчувственное состояние!
– А ваша мама рассказывала, что вы гипнозу не поддаётесь, - сказал адвокат.
– Что за чушь!Очень даже поддаюсь! Даже Альберт Вениаминович может подтвердить!
– воскликнула потерпевшая, не обратив внимания на странное знакомство адвоката с почившей матерью.