Бомж городской обыкновенный
Шрифт:
– Ну ладно, долечу, – смилостивился он. – Но и ты торопись, а то расположение звезд поменяется и все станет напрасно.
– А много еще времени в запасе?
– Пока есть, но его становится все меньше, терять нельзя.
– Ладно, поднажму.
– Сны-то тебе еще снятся?
– Снятся.
– Это хорошо.
– Не знаю. В них я почему-то оказываюсь все дальше от дома.
– Это уже хуже. Но пока еще не критично.
– А когда станет критично?
– Когда они вообще прекратятся.
– Пока не прекратились, – сказал упавшим голосом Витек.
Его сердце сжалось
«Чего ты каркаешь», – подумал он о Профессоре, но ничего не сказал.
Профессор говорил еще что-то, но Витек вдруг перестал его слышать. Он видел только, как шевелились его губы, а думал о своем. Голос Профессора доносился до него как из-под воды. Не слова, а какое-то бульканье. Но странным образом эти звуки не мешали ему думать и даже навевали дремотный уют, их не хотелось прерывать.
Витек собирался еще о чем-то расспросить Профессора, но теперь начисто забыл, о чем. «И как это у него получается? – подумал он. – Или это я такой и люди в голове выключили у меня звук?»
– Все понял? – спросил Профессор после долгого бульканья, и эти слова Витек вдруг услышал четко и ясно.
Он вздрогнул:
– Все.
Ему показалось, что слово «все» произнес не только он, но и еще кто-то. Он оглянулся. Поблизости никого не было.
– Ступай тогда. И сделай, как я сказал, – велел Профессор.
– Хорошо.
Витек отвел компанию на ночлег в одно из своих запасных мест. В городе активно застраивались все клочки земли и таких бомжеских оазисов становилось все меньше, но этот еще сохранился. Судя по подступившим вплотную стройкам, вскоре должен был исчезнуть и он.
– Спите, ребята! – сказал Витек. – Завтра приступим к работе.
Иван растянулся на валявшихся неподалеку досках, а ишак по обыкновению спал стоя. Витек хотел позвонить Нине и рассказать о переменах, но передумал. Не хотелось до времени светить мысли о ней перед уродами из головы. Если те сейчас не спали, то вполне могли их засечь.
30
Витек отхлебнул синего напитка и закрыл глаза. Он стал медитировать на черную точку, возникшую перед мысленным взором в районе лба, как бы изнутри головы. Она была такой черной, что выделялась даже на темном фоне за закрытыми веками. Этому его когда-то давно научил приятель, увлекавшийся восточными единоборствами. Он медитировал до тех пор, пока не почувствовал, что его астральное тело отделяется от физического, и покинул свою оболочку вместе с ним.
Оказавшись снаружи, он посмотрел на себя со стороны. На досках, приоткрыв рот, спал небритый мужик со спутанными волосами. Мятая одежда, грязные ботинки, черные ногти. «Хорош красавчик, нечего сказать, – с легким отвращением подумал он. – Над твоим имиджем, братан, нужно еще работать и работать. Завтра же побреюсь и подстригу ногти».
Он разбудил астральное тело Ивана:
– Пойдем, поможешь.
Оно кивнуло, ни о чем не спрося, но на свое спящее физическое тело оглянулось и несколько секунд рассматривало его с интересом.
Вдвоем они влетели в Витькову голову через левое ухо, как это делал Жак, и долго шли по по малому и среднему уху.
Перед
– Вытри ноги!
И сам пошаркал подошвами об волоски эпителия.
Вход был небольшим, как проход между отсеками в подводной лодке, только без люка. Витек проскользнул в него легко, а Иван едва не застрял.
Войдя, Витек ахнул: «Вот это да! Целый, бля, город! Что же я с таким-то умом бомжую?»
Мозг и в самом деле был внушительным. Множество извилин разбегались в разные стороны, пересекались, закручивались кольцами и опять расходились. Все это хозяйство очень напоминало улицы Москвы. Тут были две кольцевые извилины, похожие на Садовое и на Бульварное. Были прямые извилины, которые со всех сторон тянулись к центру, как проспекты тянутся к Кремлю. Был и свой Кремль с Красной площадью, Мавзолеем и Манежной площадью. В Мавзолее покоилась одна очень важная мысль, которую Витек не сумел когда-то додумать и оценить, а она могла изменить всю его жизнь в совершенно другом направлении. От этого мысль умерла, но мозг не захотел о ней забыть и соорудил усыпальницу. А вот Манеж в голове сгорел от чрезмерного употребления Витьком горячительных напитков, и никто его не стал восстанавливать.
По извилинам, подобно автобусам с погашенными огнями, неспешно сновали сонные мысли. Иногда они сталкивались, но крушения не происходило. Они отлетали друг от друга, как резиновые, и медленно ехали дальше. Витек подумал, что днем их, наверное, больше и двигаются они быстрее.
По кольцевым извилинам ходил транспорт гораздо длиннее – это были думы. Они состояли из многих мыслей, как поезда состоят из вагонов. Но думы были странными поездами. Мысли в них подбирались противоречивые, а часто и взаимоисключающие. Это делало думы бестолковыми, а иногда и бесполезными. Думу можно было думать бесконечно, так ничего и не придумав. По большей части думы заходили в тупик и заканчивались сновидениями, а наутро забывались и вместо них возникали другие думы, такие же длинные и бестолковые.
– Мне бы хоть половину такого ума, – расстроенно сказал Иван, глядя на величественную картину Витьково-го мозга. – Я бы уже полковником был.
– Да у тебя, может, не хуже, – попробовал тот его утешить.
– Нет, – не поверил тот, – у меня мозги не такие. Я, стыдно признаться, в армии ишачиху трахал!
– Это не от ума, – засмеялся Витек, – а от хорошей работы другого органа.
– Думаешь? – с надеждой спросил Иван.
– Точно!
И заторопился:
– Ладно, нам пора. Делай, как я.
Витек уцепился за мысль и она повезла его по извилине. Иван догнал его и уцепился рядом. Так, пересаживаясь с мысли на думу, а потом опять на мысль, они добрались до гипофиза. Там на своей лежке в уютном закутке спали Жак и Купим Волосы.
Витек постучал носком ботинка по их подошвам.
– Кончай ночевать! – скомандовал он.
Те зашевелились и нехотя сели, протирая глаза и зевая.
– Ты кто такой? – нахально спросил Жак, икнув перегаром.
– Я – хозяин, – сурово ответил Витек. – И вы, уроды, ночуете здесь только потому, что я вам это позволяю. Понятно?