Бонбоньерка
Шрифт:
– Почему вы вся в голубом?
– спросила Лора тонную девушку напротив нас, когда последний припев был спет.
– Потому что она ледышка, - ответил за нее молодой человек.
– У нее и шапочка голубая, и глаза голубые, и кровь, и даже язык!
Девушки рассмеялись.
– Вы не могли бы показать мне свой язык?
– попросила моя сестра, заинтригованная таким объяснением.
– Нет, что вы! Язык она вам ни за что не покажет, это ее ахиллесова пята.
– Во рту?
– Глаза Лоры округлились.
– А у вас он, наверное, желтый, - обратилась она к желтой девушке.
– О, это отдельная
– начал было наш сосед, но в этот момент младший член немецкого семейства наконец закончил надувать шар и выпустил его изо рта. Воздух ринулся из отверстия наружу, и раздался громкий свист с бульканьем и хрюканьем.
– Да здравствует Рождество!
– стараясь его перекрыть мощью своего голоса, воскликнул молодой человек.
– Да здравствует Рождество!
– подхватили все пассажиры, и эта фраза повторялась многократно на родном языке каждого, пока игрушка, увянув на спинке скамьи, не смолкла.
– Можно мне посмотреть с той стороны?
Лора поднялась, глянула в окно возле странной девочки, потом на девочку.
– Капуста!
– уронила она и вернулась на свое место.
– Лора!
– Капуста, и ничего не попишешь!
– повторила она свой вердикт и вздохнула.
Девочка надулась еще больше и не произнесла ни слова.
– Дамы и господа! Торжественный момент!
– объявил наш новый знакомый.
– Сейчас мы ступим на священную гору Ноэля, а кто еще и спустится с нее, не захромав... и не захворав... того я объявляю рождественским королем и тому... Тому что? Да вот хотя бы, хороший приз - тому сама ледяная Марго покажет свой язычок!..
Один угол украшенной сосновыми ветвями ресторанной залы занимал маленький, но шумный оркестрик. Столы были расставлены вдоль стен, а место посредине высвобождено для танцев и разных неожиданных затей Ноэля. Мы впятером заняли столик в обшитой деревом нише и в ожидании нашего распорядителя наблюдали, как заполняется зал новоприбывшими приглашенными.
Музыканты исполняли фокстрот. Первый раз я слышала этот танец вживую и не могла отвести глаз от их играющих пальцев, лиц, лакированных острых туфель. Любопытно было б взглянуть, как это танцевал высокий и подвижный, как птица, Ноэль во времена своей молодости. Вероятно, он носил такую же плоеную манишку и чем-то смазывал для блеска волосы. Одна прядь из прически саксофониста отделилась и летала, совершая пируэты синхронно его выпадам и внезапным поворотам.
Я обвела взглядом все столики, желая убедиться, что не только на меня это произвело такое сильное впечатление. Радостное возбуждение проникало во все уголки, отливало медовым сияньем в каждой резной досточке и повязанном оранжево-серебристой гирляндой фонаре.
У входных дверей снова совершилось какое-то передвижение, и я инстинктивно обернулась к ним и застыла. В сопровождении своей тонкой, белокурой мамы вошла та самая девочка из вагона, так беспощадно, но метко названная Лорой "капустой". Плащ был снят, и вместо него ее хрупкую фигурку облекало нежно-бирюзовое платье, все в пышных газовых оборках. Светлые волосы были подняты наверх и симметрично уложены локонами, подвязанными двумя большими шелковыми бантами, что так безобразно выпирали из-под шапочки. Вместо толстых шерстяных рейтуз были белые колготы с узором и к ним плоские лаковые туфли. Это воздушное создание мельком взглянуло
Было очень шумно, весело и тесно. Ноэль раскраснелся и совсем забыл, что у него прострел в пояснице и где-то там еще. Фокстрот раскачивался от одной стены к другой, пока обе они не лопнули, как нитка бус на шее Марго, и не выплеснули всех наружу, где уже выкладывался мелким бисером полночный бархат.
– Mon petit chou...* - почему-то произнесла я.
– Почему же, почему так весело, так грустно?
– Ты что-то сказала?
– спросила Лора.
– Нет, ничего, дорогая. Стихи...
* Моя капустка (франц.)
Компиляция
"Весна в Фиальте". "Счастливая", "Несчастная", "Непокоренная". Зацветает "Узорный покров", мучит "Сонная одурь" и "Бледное пламя" "Мечты". Обычный "Набор".
"Миг" всё "Сущая правда" - "Святая простота"!
– и тут же всё "Дым", всё "Финтифлюшки" и "Канитель". Разве один "Необыкновенный" "Дар", "Темный цветок" в "Ненастье"... "Говорить или молчать"? Молчит "Милый лжец". Заброшен "Контрабас и флейта", пылятся "Король, дама, валет", "Знаки и символы" "Судьбы"...
"Довольно" и нам, "Барбарелла", "Летающих островов", "У нас это невозможно". "Конец главы".
(Составлено из названий рассказов и романов различных авторов).
Писаная
– Ну-ка, что там?..
– В зеркале отразилось бледное, еще со сна лицо.
– Фу, леший после спячки!
Круглое настольное отражение было по утрам даже как-то туманно, пока погода и Зиночка не решали, какими им сегодня быть. А зависело это от многого и в первую очередь от того, какою ногою попадала вышеупомянутая мамзель в домашнюю туфлю с цветочками, вставая первый раз с постели, а, может, потом и второй.
Зиночка открыла массивную шкатулку и погрузилась в чистую радость творчества. Начинала она, как все художники, несмотря на вложенные в них пятилетние усилия, с какой-нибудь несущественной детали и шлифовала и терла ее до блеска совершенства, пока остальные черты будущей картины еще только намечались. Сегодня это была левая бровь. Бровь приятно удивилась, снова встала на место и заходила под взмахами щеточки и карандаша.
– И тебя, - переметнулась через пять минут рука к ее правой резвой кузине.
Глаза истосковались по весне и захотели чего-то веселого, свежего, травяного, коего было в избытке от изумрудной зелени до темного малахита. Кисточка трудилась с чувством, и вышло радостно, как в майский царскосельский день. Зиночка подумала и поставила еще одну темную капочку - первая мушка на свежераспустившемся петушке.
Щечки пощипали, похлопали и тронули розовой дымкой хрустящего безе. Носик осушили платком и прочли напутствие о любопытной Варваре.
– Кстати, у Варвары Семеновны не забыть взять рецепт.