Бонд, мисс Бонд!

Логунова Елена Ивановна

– «Дикой, но симпатишной», – вспомнила Люсинда и захихикала.

В двадцать один ноль-ноль их вежливо, но твердо выпроводили из отделения, и Оля безропотно проследовала за Громовым в машину, ожидавшую у служебного входа.

Нетипичная для нее покорность объяснялась очень просто: Оля была не в состоянии связно мыслить и решительно действовать.

События этого бурного вечера ее основательно запутали, дезориентировали и обескуражили, так что к проведению в жизнь стройной линии поведения Ольга Павловна

была способна не больше, чем слепой – к целенаправленному перемещению по сильно пересеченной местности. Она нуждалась в помощи собаки-поводыря, за которую вполне сошел командно гавкавший Громов.

Вскоре они уже сидели за столиком в заведении, которое отличалось от давешней рюмочной примерно так же, как Монсеррат Кабалье от Людмилы Зыкиной.

Нет худа без добра: поскольку Оля и без того уже была деморализована, ее нимало не смутило обилие зеркал, розового мрамора и золотой лепнины, и похожему на хлопотливого пингвина черно-белому официанту она на полном автопилоте брякнула:

– Мне консоме из пулярок! – отчего нервозный Громов закатился совершенно истерическим смехом.

Официант, кстати, и ухом не повел, спокойно записал заказ и вопросительно посмотрел на Громова.

– Не надо консоме, – сказал он, отсмеявшись. – Мне как обычно и даме то же самое.

– Уверены? – желчно спросила Оля, едва официант отошел.

Затейливой барской еды, которую станичные Романчиковы пренебрежительно называли «разные фундыки-мундыки», она отродясь не едала. «Консоме из пулярок» всплыло из глубинных слоев ее классического образования.

Однако пахло в ресторане вкусно, и от этих гастрономических ароматов у диетички Ольги Павловны свело желудок.

Определенно, с голоданием надо было заканчивать – какая уж тут диета, когда происходит черт знает что и нужны силы, чтобы адекватно реагировать на эту чертовщину?

– Вы не любите лягушачьи лапки и виноградных улиток? – вздернул брови Громов.

– Б-е-е-э, – лаконично отвергла лягушек с улитками скромная и честная учительница.

– Не беспокойтесь, я пошутил, это будет просто стейк, – ухмыльнулся Громов.

Оля посмотрела на него внимательно, как психиатр.

Громов то подкатывал, то одергивал рукава свитера и так ерзал на «стуле из дворца», словно пытался нежным филейным местом нащупать зашитые в обивку бриллианты.

С удовольствием, которого психиатры в общении с пациентами то ли не испытывают, то ли не показывают, Ольга Павловна констатировала:

– А вы ведь тоже нервничаете!

– Конечно, нервничаю, – Громов не стал запираться. – Я принял важное решение и совершил рискованный поступок, не имеющий обратного хода. Теперь слишком многое зависит от вас, и это меня беспокоит.

Ольга Павловна улыбнулась. Ей крайне редко случалось серьезно беспокоить мужчин, уже вышедших из школьного возраста.

– Замечательно, – одобрительно сказала Ольга Павловна Романчикова-Фрейд и шевелением бровей побудила пациента к продолжению беседы. – Хотите

об этом поговорить?

– Придется, – пациент пожал плечами.

Тут О. П. Фрейд невольно отметила, что плечи у пациента возмутительно широкие и крепкие, руки мускулистые, а шея такая, что не всякий лошадиный хомут на ней сойдется.

Право, можно подумать, что господин Андрей Громов не олигарх, а лесоруб!

В бытность свою учительницей, до спонтанной переквалификации в психиатры-психоаналитики, Ольга Павловна наивно полагала, что олигархам присущи только две рельефные выпуклости: брюхо, как у миллионера из известного произведения Самуила Яковлевича Маршака «Мистер Твистер», и оттопыренный бумажником карман.

– Только сначала давайте поужинаем, – мужественно выдержав ее испытующий взгляд, предложил неправильный олигарх.

Официант-«пингвиноид» как раз доставил заказ. Оля слегка отклонилась, не мешая приземлению на стол перед ней обширной летающей тарелки, заглянула в нее и ощутила головокружение.

Стейк был огромен и прекрасен! Красно-бурый, пышущий жаром, усыпанный зеленью, он выглядел, как модель африканского континента (1:10 000) и вызвал бы бурю негодования у активистов Общества помощи голодающим детям Нигерии и Зимбабве. У самой Оли он вызывал обильное слюноотделение.

Громову подали «Евразию».

– Приятного аппетита, – сказал он и глубоко вонзил нож и вилку в свой «макет».

Уничтожая превкусные мясные «континенты», сотрапезники общались лишь скупыми жестами и одобрительным мычанием.

К тому моменту, когда от ее хорошо прожаренной Африки остался кусочек, сопоставимый с территорией ЮАР, Оля разрумянилась и подобрела. Будь у нее по-прежнему «руса коса до пояса», она бы до умиления походила на русскую красавицу-матрешку.

Именно этот момент коварный олигарх выбрал для продолжения разговора.

– Ну а теперь слушайте.

Громов решительно скрестил на опустевшей тарелке нож и вилку.

Холодно звякнул металл.

Ольга Павловна подобралась.

– Предупреждаю вас сразу: все, что я вам расскажу, глубоко конфиденциально. Надеюсь, вы умеете хранить тайны?

Оля закатила глаза к потолку, оценила величие многоярусной хрустальной люстры и перевела взгляд на собеседника.

Собеседник по-прежнему нервничал. Очевидно, секрет, которым он собирался поделиться с новой знакомой, был ему так же дорог, как пирату – настоящая карта острова сокровищ.

– Может, не надо? – без сочувствия спросила Ольга Павловна. – Зачем мне ваши тайны? Оставьте их себе. Я вовсе не хочу, чтобы меня отравили полонием.

– Каким полонием? – Громов заметно опешил.

– Радиоактивным!

– Зачем?!

– А я почем знаю – зачем? С вами, олигархами, только свяжись!

Олигарх испустил долгий вздох, похожий на шипение сдувающегося воздушного шара.

– Я с вами сейчас не как олигарх разговариваю, а просто как человек, – мрачно зыркнув на нее, заявил он.