Бонни и Клайд. По другую сторону закона
Шрифт:
Но не тут-то было.
На пороге дома меня встретил бывший мэр собственной персоны.
– Альбертина Кюри?
– Добрый день, Геннадий Павлович. Разрешите? – мужчина отошел от прохода, чтобы я могла попасть в дом.
Внутри к моему удивлению не было ни позолоты, ни картин в богемных рамах, ни даже прислуги.
Как будто дом самого обыкновенного горожанина.
Мы прошли в столовую с большим столом. Мужчина присел в кресло-качалку, а мне предложил стул напротив.
– Вас
– Может быть, – задумчиво произнес мужчина, глядя в окно. От его лысины отражались лучики солнца, а в глазах будто поблескивали слезы. – Чем дальше, тем недоверчивее и беспокойнее я становлюсь.
– Это из-за сына, да?
– Олег…
Мужчина поднялся с кресла и прошел в шкафу, где стояли открытые бутылки с алкоголем. Он взял одну и плеснул немного темной жидкости в бокал.
– Мне кажется, что его смерть – моя вина. Она тяжелым грузом лежит у меня на душе вот уже пятнадцать лет.
– Давайте посмотрим, – отогнав посторонние мысли, я глубоко вздохнула и достала из саквояжа что-то смутно похожее на шар гадалки. Где Федя вообще это взял? На барахолке?
Из дела Ухтманского я узнала, что пятнадцать лет назад он потерял сына. Мальчик двенадцати лет погиб под колесами машины. По заключению следствия, это был несчастный случай.
– Много у Вас грехов. Карма очень черная. Но душа светлая. Есть какие-то темные пятна, которые не дадут Вам покоя. Будут преследовать всю жизнь и даже после смерти…
– Что такое? Какие пятна?
– Вижу деток. Маленькие, хорошенькие. Вы им улыбаетесь, а они…. Им холодно? – ей богу, надо было в актрисы идти. Так сочинять на ходу…
– Это же детский дом… На ремонте у них сэкономил. Себе машину, дурак, купил, – мужчина хлебнул алкоголь и тяжело помотал головой.
Я всем нутром ощущала его состояние, но никак не могла помочь. Если я скажу ему правду, провалю задание. А этого допустить нельзя.
– Руки у Вас как будто бы чёрные. Много грязи сделали.
– Воровал, воровал… И судьбы людские губил! Ну не убивал, никогда не убивал, ей богу!
– Смерть сына – не ваша вина. Он был светлым человеком с чистой душой. И погиб не из-за Вас. Но ему тяжело там. Он Ваш ангел, а ангелы платят очень большую цену за людские грехи.
– Вы же чистите кармы, да? – мужчина посмотрел на меня с надеждой, и я одобрительно кивнула.
– Я сделаю, что смогу, но, понимаете… Люди все помнят. И пока вокруг Вас есть те, кто это помнит, карма все время будет грязной.
– И что же делать?
– Признайтесь, Геннадий Павлович. Во всех своих грехах. Так будет лучше и Вам, и Вашему сыну там.
Несколько секунд мужчина смотрел на меня, будто обдумывая мои слова, и наконец согласился.
Я смогла заверить его,
Может быть, Ухтманский и воровал в свое время, был не самым лучшим мэром, но ради спокойствия души своего сына был готов на многое. Даже сесть за решетку.
После разговора по душам, в котором я попыталась поддержать мужчину, мы попрощались. Я взяла с него совсем немного денег, чтобы не вызывать подозрений.
Выйдя на улицу, я заметила машину Феди в двух домах отсюда. Осмотревшись по сторонам, кивнула ему и свернула на соседнюю улицу, где он и подобрал меня.
– Ну что? – взволнованно спросил мужчина.
– Здесь признания, – я достала диктофон из кармана. – Но я их пока не отдам. Ухтманский хочет признаться и вернуть деньги. Что ему светит с чистосердечным признанием?
– С чистосердечным? Ты уговорила его сдаться?..
Казалось, что Федя был настолько же шокирован, насколько я разбита. Мужчина что-то обдумал и наконец сказал:
– Или несколько лет, или условный.
– Обещай, что постараешься выбить для него минимальное наказание. И разговор с психологом. Ему нужен психолог.
– Прониклась к нему теплыми чувствами? – хмыкнул Федя, ударяя по газам.
– Ага, человечность называется. Но ты такого не знаешь. Просто я думала, что должна буду выводить на чистую воду всяких бандитов. А тут… Хороший мужчина с большой раной на сердце. Даже жалко его как-то.
– Нельзя испытывать никаких чувств к обвиняемым. Как и к пациентам. Ты же психолог, должна знать.
Я только тяжело вздохнула. Знать-то знаю, вот только сердце бешено стучит, ощущая человеческую боль.
Может быть, мне и впрямь не нужно было становиться психологом. Я не могу унять сострадания, не могу спрятать свое сочувствие. Проблемы людей будто проходят через меня, прямо сквозь сердце.
И если к гадалке люди приходят с темами, не трогающими душу, то с работой психолога было бы сложнее.
После задания мы поехали в отделение. Появившись там в образе гадалки, я снова шокировала служащих.
– Чего пялишься? Порчу наведу, будешь знать! – молодой сержант отпрянул от меня как от прокаженной, а Черный заржал. Не боится он, видите ли, моего магического амплуа.
В кабинете, пока Федя был занят делами, я смывала с себя косметику. Находиться в образе гадалки за пару дней стало очень непривычно.
Пока умывалась, мне написала мама и пригласила в выходные на ужин. Само собой, об инциденте и своей новой работе я ей не говорила. И как отпроситься у майора тоже не знала. Так что пообещала родительнице дать ответ позже.