Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918
Шрифт:
Я все же вспоминал наши глухие дома, где уже с вечера плотно закрывают на засов наружные ставни, а ворота одевают на цепь. Все здесь притаились, замерли и как будто ждут неизбежного несчастья. На безлюдной и всегда темной улице появляется, как призрак на экране, ночной сторож в тулупе, пропахшем псиной, и гонит от себя сон музыкой деревянной колотушки.
— Чем живешь, старик? — бывало, спросишь такого сторожа.
— Подаянием…
— А разве тебе жалованья не платят?
— Я не ударник, чтобы жалованьем прожить… — ответит сторож и, выпросив цыгарку,
пойдет своей дорогой.
Привык я уже, бывая в прифронтовой полосе, дышать этим тяжелым запахом никогда не проветренных
— Что мне прикажет партия и правительство, то я и делаю. Разве я для себя требую от вас сдавать по плану хлеб, мясо, молоко, яйца?.. Разве ко мне в амбар вывозят из вашего села зерно, или я на твоих трудоднях богатею? Молока твоего я не пью, яиц даже в большие праздники не ем, а хлеб кушаю по норме. Чего же ты на меня косо смотришь, точно я кровопийца, или жену у тебя украл?
Советская власть быстро устроит для всех одинаковую батрацкую жизнь, непосильные нормы и голодный паек, каким кормят одних лишь арестантов, направляя выживать людей к заводским воротам, как к неизбежному злу.
Прибыли на место очень быстро. Разместился в Старом квартале, названном так в честь множества старинных живописных домов в французском стиле в отеле "Ангел." Там же в перерывах между коктейлями с видом на Канал-Стрит предполагались и вести переговоры о сотрудничестве с местными компаниями. Сразу начались переговоры. Самому в Парагвай пока мне ехать некогда, да и паразитов там сейчас занести легче легкого, но партнерские отношения уже можно организовать.
Меня интересует земля в тех краях, можно для скотоводства, но недорого. Так сказать, забросил удочки. Американский юг был экзотичен и колоритен. В Новом Орлеане я вдоволь насмотрелся на негров, причем из тех, кто больше походил не просто на представителей африканской расы человечества, а на недостающее его звено. Ещё недавно таких показывали в цирках, выдавая за помесь человека и обезьяны. Забавно…
Кругом мусор, грязь, повсюду зазывалы, проходимцы и бандиты, а винные лавки и публичные дома открыты днем и ночью. В один из вечеров я посетил представление, которое ныне зовут бурлеском, в самого низкого пошиба мюзик-холле в нереспектабельном районе: опилки на полу, большая барная стойка вдоль одной стены шумного зала, оркестровая яма и галерея, под завязку набитая развязными молодчиками и их крикливо разодетыми спутницами. Воздух был мутным от дыма, как и шоу-программа.
Но в целом представление получилось первый сорт: комики в длинных плащах и с красными носами весело распевали похабные куплеты, а потаскухи с жирными бедрами трясли своими прелестями перед оркестром. Пока главный клоун без устали выдавал очередную из шуточек, способных смутить пьяного матроса, тут разыгрывались «живые картины» («Сцены из жизни султанского сераля» и «Мечты африканской девушки-рабыни о невинности»). Все это познавательно, но не продуктивно. Надо было заниматься делом, и я спешно вернулся в Нью-Йорк.
Попав в Нью-Йорк, пусть даже и образца тысяча девятьсот девятнадцатого года (а он наступил еще во время моего плавания через Атлантику), я будто попал в привычный, насквозь знакомый мир. Метро, светящиеся реклама, автомобили, трамваи, многолюдство- все это уже есть. Светящаяся реклама на улицах Нью-Йорка, яркая, бросающаяся в глаза, слепящая — так она выглядит на центральных улицах. И пусть до нормативов двадцать первого века ей далеко, но… уже что-то.
Хотя
Посетил я тут парочку официальных приемов. Ниггеры-лакеи снуют с подносами, к потолку взлетают пробки, дамы прыскает со смеху, молодые кавалеры, сияющие, как медный грош, но одновременно выглядящие так, будто плюхнулись в реку и потом дали фраку высохнуть прямо на теле. Играм и шарадам не было конца, так же как пению под пианино. Но все общаются своим кругом, а ты лишь стоишь, как неприкаянный и все смотрят на тебя так, будто подозревают в намерении стащить что-то из столового серебра…
Я быстро понял, что завести знакомства с Кулиджем или Ф. Рузвельтом дело дохлое. Я только и слышал от скользких политиканов и об читавшихся Библией лицемеров из Вашингтона, да еще добродетельных старушек, образующих фонды в защиту детей, что все договоры это чепуха. Так как американские парни никаких государственных границ не соблюдают, и это обстоятельство действует на них как выпивка на пьяницу, то кому-то придется заплатить за эту политику рано или поздно.
Любая свора политиков — это клиенты восьмого круга ада, но американский вид хуже всех, потому как они воспринимают все всерьез и упорно верят в свою значимость. Масоны, рыцари ордена ватерклозета. Больно наглые ребята, а уж амбиции у них… Что поделать — темные люди, дикари! Стать здесь, в этой грязной политической камарилье, своим это труд на долгие десятилетия. Но рассиживаться, изучать рынок, все эти оценки, опционы, ипотеки, эмиссии и гранты, заниматься биржевыми спекуляциями спокойно мне не дали.
Мировая война внезапно кончилась 18 января 1919 года. Ой, как не вовремя. Человек предполагает, а бог располагает… Все мои потуги не помогли немцам, каток их переехал и лишь немного притормозил. С выходом Турции из войны в Черное море зашел английский и французский флот. В порты он высадил не десант, а всего лишь говорливых эмиссаров, обещающих всем подряд, все, что пожелают. Но этого хватило. Потом понеслось… Котел вскипел. Достаточно сказать: изменилось все. Для всех. И сильно. Украинцы: все эти Винниченко и Петлюры возбудились до крайности, почуяв возможность дорваться до власти. Советская Россия, как изначально англосаксонский проект, к немцам уже относилась крайне враждебно и, в страстном предвкушении отнять отданное, скалила зубы. В конце концов, немцам эта помощь вероломному Ленину так аукнулась, что лучше бы они оставили те деньги, что пошли на финансирование прихода к власти большевиков, в своем кармане.
Румыния готова была вступить в войну со дня на день. Даже Финляндия, где независимость завоевали германские части, набранные из финских егерей, пользуясь своим положением на отшибе, внезапно переметнулась к Антанте. "Вагоны идут ночь за ночью, В Польшу везя пулеметы, Винтовками вооружая, Китайцев свирепые роты, Снаряды даруя чехословакам, Румынам даруя гранаты"… Балканский фронт потихоньку напирал. На Итальянском шевелились. На востоке партизанили. На западном фронте союзники активизировались и немцам стало резко не хватать солдат чтобы контролировать обстановку везде и всюду. Стало понятно, что конец неизбежен, надо договариваться на любых условиях. Оставалось только договариваться об этих условиях.