Борьба за Рим
Шрифт:
Быстро решившись, вошел он в свою палатку, надел королевский шлем, взял золотой скипетр, сел на Борея, своего боевого коня, и поехал по улицам лагеря. За ним следовал Тейя с голубым королевским знаменем Теодориха. У западных ворот лагеря собралась толпа воинов, желавших уйти за Альпы. Гильдебад не выпускал их из ворот.
— Выпусти нас, — кричала толпа. — Король бежал, все погибло, мы хотим спастись!
— Король не такой трус, как вы! — ответил им Гильдебад, отталкивая передних.
— Он изменник, — отвечали из толпы. — Из-за пары женских слез он
— Да, — кричали другие. — Он убил три тысячи наших братьев и потом бежал!
— Ты лжешь, — раздался подле него спокойный голос Витихиса, подъезжавшего в эту минуту.
— Да здравствует король Витихис! — торжествующе закричал Гильдебад. — Видите, готы, он здесь.
— Да здравствует король! — вскричал подоспевший Гильдебранд. — Герольды, объявите скорее по всему лагерю, что король здесь.
И вскоре по всему лагерю гремело: «Да здравствует король Витихис!»
— Скорее, король, веди нас к победе, — вскричал Гильдебад. — Потому что Гунтарис и Арагад двинулись уже на нас, думая, что мы без главы. Веди же нас! Долой мятежников!
— Долой мятежников! — раздался тысячеголосый крик.
Но король спокойно покачал головою.
— Нет, кровь готов не должна более проливаться от готского же оружия. Подождите меня здесь. Гильдебад, открой ворота. Никто не должен следовать за мною. Я один пойду в лагерь мятежников. Тейя, смотри за порядком в лагере. А ты, Гильдебранд, ступай к воротам Равенны и объяви, чтобы их открыли. Требование народа будет исполнено: сегодня же вечером в них въедет король Витихис и королева Матасвинта.
Гильдебад открыл ворота. Сзади виднелся лагерь мятежников. Там все было в движении, — очевидно, готовились к бою: громко раздавался их военный клич.
Витихис отдал свой меч Тейе и медленно подъехал к противникам. Ворота закрылись за ним.
— Он ищет смерти! — вскричал Гильдебранд.
— Нет, он ищет и принесет благо готам, — ответил Тейя.
Витихис между тем подъехал к Гунтарису.
— Я пришел поговорить с тобою о благе готов. Братья не должны более враждовать между собою. Вступим рука об руку в Равенну и соединенными силами отразим Велизария. Я женюсь на Матасвинте, а вы оба будете занимать ближайшие места к трону.
— Ты забываешь, — гордо ответил ему Гунтарис, — что твоя невеста — в нашей палатке.
— Герцог Гунтарис, я мог бы возразить тебе на это, что и мы скоро будем в твоих палатках: мы многочисленнее и не трусливее вас, притом на нашей стороне правда. Но оставим это. Допустим, что ты победишь нас. Что дальше? Можешь ли ты бороться с Велизарием? Ни в каком случае. Соединившись вместе, мы едва в состоянии будем побороть его. Уступи!
— Уступи ты, — ответил Гунтарис, — если тебе так дорого благо готов. Откажись от короны. Неужели ты не можешь принести жертву своему народу?
— Могу, я даже принес уже. Есть ли у тебя верная жена, Гунтарис?
— Есть, она мне очень дорога!
— Ну, видишь, я также имел очень дорогую жену и пожертвовал ею для народа: я отпустил ее, чтобы жениться на Матасвинте.
— Значит, ты не
Витихис потерял самообладание: щеки его вспыхнули, и он бросил уничтожающий взгляд на испуганного юношу.
— Не болтай мне о любви, глупый мальчишка. Из-за того, что тебе приснились алые губы и белое тело, ты толкуешь о любви? Что можешь ты знать о том, что я потерял в этой женщине, матери моего ребенка? Целый мир любви и верности. Не раздражай меня. Я с трудом сдерживаю свою боль и отчаяние.
Гунтарис все время молчал, задумавшись.
— Я был с тобою, Витихис, на войне с гепидами. Никогда не видел я, чтобы простой человек был так благородно храбр. Я знаю, в тебе нет никакого коварства. И знаю, как глубока бывает любовь к достойной жене. И ты пожертвовал для народа своею женою? — Это великая жертва.
— Брат! — вскричал Арагад, — что ты замышляешь?
— Я думаю, что дом Вельзунгов не должен допустить, чтобы кто либо превзошел его в благородстве. Благородное происхождение, Арагад, обязывает к благородным поступкам. Скажи мне, Витихис, только одно еще: почему же ты не отказался скорее от короны, даже от жизни, чем от своей жены?
— Потому что это погубило бы наше государство. Два раза я хотел уступить корону графу Арагаду. И оба раза первые люди при моем дворе клялись, что никогда не признают его. Явилось бы три, четыре короля сразу, но Арагада они не признали бы. Тогда я отпустил свою жену. Принеси же и ты жертву, герцог Гунтарис. Откажись от притязаний на корону.
— В домах готов не будут говорить, что крестьянин Витихис оказался благороднее, чем самый благородный из благородных. Война кончена: клянусь тебе в верности, мой король.
Гордый герцог опустился на колени перед Витихисом. Король поднял его, и они дружески обнялись.
— Брат, брат! Что ты сделал! Какой позор! — вскричал Арагад.
— То, что я сделал, делает мне честь, — спокойно ответил Гунтарис. — И чтобы мой король увидел в этой клятве не трусость, а благородный поступок, я прошу у него одной милости: Амалы и Балты оттеснили наш род с того места, на которое они имеют право среди готов.
— В этот час, — сказал Витихис, — ты снова купил это место: готы никогда не забудут, что благородство Вельзунгов предотвратило междоусобную войну в такое опасное время.
— В знак того, что ты отдаешь нам справедливость, позволь, чтобы во всякой битве Вельзунги носили боевое знамя готов, — сказал Гунтарис.
— Пусть будет по твоему, — ответил Витихис, протягивая руку. — И ничья рука не понесет его с большим достоинством.
— А теперь к Матасвинте! — сказал Гунтарис.
— Матасвинта! — вскричал Арагад, который до сих пор стоял, точно оглушенный этим примирением. — Матасвинта! Вы вовремя напомнили мне о ней! Вы можете отнять у меня корону, но не мою любовь и не долг защищать возлюбленную. Она отвергла меня, но я люблю ее. Я защищал ее перед братом, когда он хотел принудить ее стать моею. Тем более буду защищать ее теперь, когда они хотят принудить ее стать женою врага.