Борьба за Рим

Дан Феликс

— Никогда! — вскричала Матасвинта. — Я сказала уже, что никогда не выйду за него.

— Будь рассудительна, Матасвинта, — убеждал Цетег — Ты станешь его женою и скоро будешь его вдовою. Тогда Юстиниан, и с ним — весь мир, будут в твоих руках. Дочь Амаласвинты, неужели ты не любишь власти?

— Я люблю только… Нет? Никогда!

— В таком случае я должен заставить тебя.

— Меня? Заставить? Ты?

— Да, я заставлю. Я не могу больше ждать. Сегодня же ты дашь согласие Герману. Кроме того, убедишь Витихиса подписать вот это заявление. Я

семь раз ходил к нему и ничего не добился, ни звука. Только в первый раз он взглянул на меня, но так, что за один этот взгляд его стоило бы лишить жизни. Со мною он не хочет говорить, мое присутствие только вызывает его упрямство. Иди к нему ты и убеди его подписать это заявление и указать, где хранятся королевские сокровища. Убеди его, что, только исполнив эти требования, он получит свободу. А иначе, клянусь…

— Ты не умертвишь его! — с ужасом прервала его Матасвинта.

— Умертвлю непременно, — спокойно ответил Цетег. — Сначала я подвергну его пытке, потом ослеплю, потом умертвлю. Я уже решил. Палач готов. Вот ключи от темницы. Иди к нему, когда сама найдешь это удобным.

Луч радости и надежды осветил лицо Матасвинты. Цетег заметил это, но, спокойно улыбнувшись вышел.

Наступила ночь. Луна взошла, но набегавшие облака поминутно затемняли ее свет. Раутгунда сидела у окна, не сводя глаз с двери в подземелье.

— Позволь мне зажечь огонь, — сказал Дромон.

— Нет, нет, — ответила, не оборачиваясь, Раутгунда. — Не надо огня, так я лучше вижу.

— Съешь хоть что-нибудь. Ты сегодня еще не прикасалась к пище.

— Не могу я есть, когда он терпит голод.

— Госпожа, что ты так мучишь себя. Ведь ему нельзя помочь!

— Нет, я должна спасти его, и… Дромон, что это? Дромон быстро подошел к окну. Высокая белая фигура медленно переходила двор.

— Это покойник! — в ужасе вскричал Дромон, осеняя себя крестом.

— Нет, покойники не выходят из могил, — ответила Раутгунда, всматриваясь в темноту. Но набежавшее облако снова скрыло луну, и в темноте ничего нельзя было рассмотреть. Прошло несколько минут. Луна снова показалась.

— А, — прошептала Раутгунда, — вот она снова… Боже! да это королева! Она идет к двери в подземелье! Она хочет умертвить его!

— Да, это королева, — проговорил Дромон. — Но умертвить его!.. Нет, она не сделает этого!

— Она может! Но не сделает, пока жива Раутгунда. идем за нею! Только тише, тише!

Они вышли во двор и, держась в тени, осторожно подошли к двери в подземелье. Матасвинту между тем отперла эту дверь, спустилась в проход и ощупью пошла вперед. Скоро она достигла двери темницы, отперла ее и открыла. Темница была освещена узким лучом лунного света, который проникал через отверстие вверху.

Посреди подземелья на большой каменной глыбе сидел Витихис спиною к двери, опустив голову на руки. Он не видел ее.

— Витихис… король Витихис, — заикаясь, проговорила Матасвинта. — Это я. Слышишь ли ты меня?

Но он не шелохнулся.

— Я пришла спасти тебя…

Беги! Свобода!

То же молчание.

— О, скажи же хоть слово! Взгляни на меня!

Она подошла к нему. Ей так хотелось взять его за руку, но она не осмеливалась.

— Витихис, — продолжала она, — он хочет тебя умертвить, пытать! Он сделает это, если ты не бежишь. Но ты не должен умереть! Ты должен жить, я спасу тебя! Молю тебя, беги! Время дорого! Беги, ключи от темницы у меня. — Она схватила его за руку, чтобы сдвинуть его с места. Раздался звук цепей: он был прикован к камню.

— О, что это? — упав на колени, вскричала Матасвинта.

— Камень и железо, — беззвучно ответил Витихис. — оставь меня, я обречен смерти. Но даже если бы эти цепи и не удерживали меня, я все же не пошел бы за тобою. Назад в мир? Но в нем все ложь, ужасная ложь!

— Ты прав, — вскричала Матасвинта. — Лучше умереть! Позволь же мне умереть с тобою и прости меня, потому что я так же обманывала тебя.

— Очень может быть, это меня не удивляет.

— Но ты должен простить меня, прежде чем мы умрем. Я тебя ненавидела… я радовалась твоим неудачам… я… я… О, это так трудно выговорить! Я не имею силы сознаться. Но я должна получить твое прощенье. Прости меня, протяни мне руку в знак того, что прощаешь.

Витихис молчал.

— О, молю тебя, прости мне все зло, которое я сделала тебе!

— Уйди… почему мне не простить?.. Ты — как и все, не лучше и не хуже.

— Нет, я злее других. Но лучше. По крайней мере, несчастнее. Боже, я хочу только умереть с тобою. Дай же мне руку в знак прощенья!

Опустившись на колени, она с мольбой протянула ему обе руки. Сердце Витихиса было доброе, он был тронут.

— Матасвинта, — сказал он, поднимая руку: — уходи, я прощаю тебе все.

— О, Витихис! — прошептала она и хотела схватить его руку. Но в эту минуту ее с силой оттолкнули.

— Поджигательница! Никогда не может он простить тебя! Идем, Витихис, мой Витихис! Идем со мною, ты свободен!

При первом звуке этого голоса Витихис вскочил, точно пробужденный.

— Раутгунда! Ты никогда не лгала! Ты сама правда. И ты снова со мною!

С криком радости он обнял ее.

— Как он ее любит! — со вздохом прошептала Матасвинта. — С нею он уйдет. Но он должен остаться и умереть со мною.

— Скорее! — крикнул между теми Дромон. — Нельзя медлить.

— Да, да, скорее, — повторила, Раутгунда и вынув ключ, отперла замки от цепей.

— Идем, Витихис, ты свободен. А вот и оружие, — сказала Раутгунда, подавая ему большой топор. Быстро схватил Витихис оружие и сказал:

— Неужели я снова буду свободен?.. Как легко на душе, когда есть оружие в руках!

— Я знала это, мой храбрый Витихис. Идем же скорее! Ты свободен.

— О да, с тобою я охотно уйду! — ответил он и направился к двери.

Но Матасвинта бросилась к нему и загородила дорогу.

— Витихис, — вскричала она, — подожди, одно только слово: только повтори, что ты меня простил!