Борьба за Рим

Дан Феликс

И, с улыбкой возвратив документ Цетегу, он, а за ним и остальные, вышли во двор.

— Подожди, — с бешенством прошептал Цетег, — ты его подпишешь!

У подъезда стояла лошадь короля. Он подошел и занес уже ногу, чтобы вскочить на нее. Но в эту секунду на него бросилось несколько человек из стражи Велизария, занявшей двор. Витихис закричал: «Измена! Измена!» Но ворота и дверь во дворце мгновенно были заперты, так что бывшие во дворце готы не могли помочь своему королю. Прокопий между тем сорвал развевавшееся готское знамя и вместо него водрузил византийское.

Витихис и все знатнейшие готы — герцог Гунтарис, граф Визанд и другие — были схвачены и брошены в темницу, находившуюся

в глубоком подземелье самого дворца. Велизарий, въехав во дворец, тотчас созвал начальников города и потребовал, чтобы принесли присягу в верности Юстиниану, затем вручил Прокопию золотые ключи от Рима, Неаполя и Равенны и велел ему немедленно везти их в Византию с известием, что война кончена.

Прошло несколько дней. В комнату Велизария, запыхавшись, вбежал Иоганн.

— Военачальник! — вскричал он. — Император! Сам император Юстиниан подъезжает к Равенне! Он сам едет, чтобы поблагодарить тебя за победу. Такой чести не удостаивался еще ни один смертный!

— Но откуда же ты знаешь, что он едет? — с блестящими глазами спросил Велизарий.

— На корабле развивается императорский флаг: пурпур и серебро. Ты знаешь, это значит, что на корабле есть кто либо из царского дома.

— Скорее же в гавань, — заторопился Велизарий, — чтобы встретить нашего повелителя.

Иоганн ошибся: приехал не сам Юстиниан, а его племянник Герман, «лилия на болоте», как называли его при дворе за его благородство.

Когда он сошел на берег, Цетег бросил на него внимательный взгляд.

— Бледное лицо стало еще бледнее, — сказал он Лицинию.

— Да, — ответил тот. — Говорят, что императрица отравила его, после того как не могла увлечь. Между тем принц подошел к Велизарию.

— Здравствуй, — холодно сказал он ему. — Следуй за нами во дворец. Где префект? А, Цетег, я рада снова видеть величайшего мужа Италии. Проводи меня тотчас ко внучке Теодориха. Я прежде всего хочу приветствовать ее. Она была племянницей в своем государстве. Она должна быть царицей при дворе Византии.

Цетег низко поклонился.

— Я знаю, — ответил он: — ты давно уже знаком с княгиней. Ее рука была предназначена тебе, — ответил он.

Яркая краска разлилась по лицу принца.

— Да, я видел ее несколько лет назад при дворе ее матери, и с тех пор ее образ всегда у меня перед глазами.

Когда принц несколько отдохнул с дороги, он вышел в тронную залу Теодориха и сел на трон. Цетег, Велизарий, Иоганн и много других полководцев стояли вокруг.

— От имени моего императора и дяди принимаю во владение этот город Равенну и всю западную римскую империю, — начал он. — Главнокомандующий Велизарий, вот письмо императора к тебе. Распечатай его и прочти во всеуслышание. Так велел Юстиниан.

Велизарий выступил вперед, опустившись на колени, взял письмо, поцеловал его и распечатал.

«Юстиниан, император римлян, повелитель восточной и западной империи, победитель персов и сарацин, вандалов и алан, гуннов и болгар, аваров и славян и, наконец, готов — Велизарию, бывшему главнокомандующему войсками.

Префект Цетег уведомил нас о подробностях взятия Равенны. Его письмо будет показано тебе, по его просьбе. Но мы не можем разделять прекрасного мнения, высказанного им о тебе и о средствах, какими ты достиг успеха. Мы лишаем тебя звания главнокомандующего и приказываем тотчас явится в Византию для оправдания, так как в виду твоих заслуг, мы не хотим обвинять тебя, не выслушав. Без цепей, только в оковах собственной нечистой совести, предстанешь ты пред нами».

Велизарий зашатался и выронил письмо. Он не мог читать дальше. Его полководец Бесс поднял письмо

и докончил:

«Твое место займет Бесс. Равенну я передаю Иоганну, а наместником нашим в Италии назначаю высокоуважаемого префекта Рима Цетега».

Когда чтение было окончено, Герман велел выйти всем, кроме Велизария и Цетега, и, когда они остались втроем, он сошел с трона и взял Велизария за руку. — Мне очень жаль, что я привез тебе такое известие. Я думал, что его легче принять от друга, чем от врага. Но я не могу скрыть, что эта последняя победа твоя лишила тебя чести, приобретенной тобою, раньше: никогда я не ожидал, чтобы герой Велизарий оказался способным на такую ложь. Вот письмо Цетега к императору. Он просил, чтобы это письмо было показано тебе. Префект превозносит в нем твои заслуги, и я думаю, что не кто иной, как императрица, вооружила Юстиниана против тебя.

Оставшись один, Цетег распечатал письмо, полученное им через своего гонца от императрицы.

«Ты победил, Цетег. Когда я получила твое письмо, я вспомнила о том времени, когда в твоих письмах говорилось не о государственных делах и воинах, а о розах и поцелуях… Но я и теперь охотно подчиняюсь твоему желанию и помогу тебе погубить мужа Антонины. Я шепнула на ухо Юстиниану, что слишком опасен тот подданный, который может так играть коронами, — то, что Велизарий теперь проделал шутку, он в другой, раз может сделать серьезно. Этого оказалось достаточно: ведь Юстиниан страшно подозрителен. Итак, ты победил, Цетег, — помнишь ли ты вечер, когда я впервые прошептала тебе эти слова? — но не забывай, кому обязан ты своей победой. Помни, что Феодора позволяет пользоваться собою, как орудием, только до тех, пор, пока сама хочет. Никогда не забывай этого».

— Конечно, не забуду! — пробормотал Цетег, уничтожая письмо. — Ты слишком опасная союзница, Феодора. Посмотрим, нельзя ли погубить и тебя. Подождем: через несколько недель Матасвинта будет в Византии.

Глава XIX

Витихис был заключен в глубокое подземелье под круглой башней флигеля дворца. К этому подземелью вел длинный узкий ход, который замыкался с обоих концов железными дверьми. Прямо против этого входа находилось жилище тюремщика Дромона. Жилище было крайне бедно: две комнатки. Одна, меньшая, служила передней, а другая, большая — жилая: в ней был стол, два стула, соломенная постель. Окна этой комнаты выходили прямо на круглую башню.

С тех пор, как Витихис был изменнически схвачен и брошен в темницу, в жилище Дромона поселилась женщина. Целый день проводила она на деревянной скамье у окна и ни на минуту не отрывала глаз от узкого отверстия в стене башни, через которое в подземелье Витихиса проникал свет и воздух.

Это была Раутгунда.

Наступила темная ночь. Долго-долго сидела она в одиночестве.

«Благодарю тебя, милосердное небо, — говорила она сама с собою. — Тяжелые удары твои приводят к благу. Если бы я жила в горах Скоранции у отца, как хотела, я никогда не узнала бы о его несчастии, или узнала бы слишком поздно. Но тоска неудержимо влекла меня к месту, где умер мой сын, где был наш дом. Я поселилась в хижине в лесу. А когда стали доходить одно за другим ужасные известия, когда все бежали, а сарацины сожгли наш дом, мне было уже невозможно идти к отцу, потому что римляне заняли все дороги и выдавали всех готов сарацинам. Свободен оставался только один путь в Равенну, и я, как нищая, пришла сюда в сопровождении только верного Вахиса и Валлады, любимой лошади Витихиса. Благодарю за это Бога, потому что я надеюсь спасти короля от всех врагов его. Благодарю Тебя, Боже!»