Бороться и искать

Эриссу

В замке их встречали у дверей директор и все учителя, что оставались в школе. Но кроме них был почти весь Попечительский Совет, и многие родители. Они же и отправляли всех, кто говорил что пострадал, в Больничное крыло. Остальных отправляли по своим гостиным.

Гарри рвался в лазарет, проверить, там ли Драко, но его не пустили. Им всем сказали, что сообщат о пострадавших позже, в факультетских гостиных.

В таком тревожном ожидании прошло три часа, прежде чем к ним зашла профессор Макгонагалл. Все гриффиндорцы с облегчением услышали, что никто из учеников не был убит, но некоторые из них находятся в лазарете с травмами различной степени тяжести, ни одна из которых жизни не угрожает.

– Мистер Поттер, пройдемте, пожалуйста,

со мной. Вас вызывает к себе директор, - заторопившийся к выходу Гарри не видел своего декана, иначе бы сразу понял, что вызывают его отнюдь не для хороших новостей, судя по горестному выражению лица Макгонагалл. Зато его видели остальные, и стоило закрыться портрету за ними, как тут же посыпались предположения, что могло еще случиться.

* * *

Декан не стала подниматься с ним к директору. Она только довела его до горгульи, дальше он уже поднимался сам. В кабинете был только директор. Он сидел сгорбившись, упираясь локтями в стол, и опершись лбом на сложенные домиком кисти рук. Услышав негромкие шаги, Дамблдор выпрямился, и указал на кресло напротив. Опять воцарилось молчание.

– Гарри… Ты знал, что Волдеморт вернулся. Я не обвиняю тебя, в том нет твоей вины. Но теперь все вернулось, и это нападение только первая ласточка. Ты не можешь помнить, но те, кто старше знают, чего теперь ждать. Это нападение… Думаю, что ваш декан сказала вам, что среди учеников нет убитых.

– Среди учеников?
– Гарри сразу уцепился за оговорку. У него неприятно засосало под ложечкой, и похолодели руки.
– Кто?

– Прости… Мне очень жаль.

– КТО?!?!

– Сириус, - старик опустил голову и продолжил рассказ.
– Как мне рассказали очевидцы, он проявил себя гриффиндорцем, вступил в бой сразу с несколькими Пожирателями, защищая… - Феникс закричал почти по-человечески. Директор резко поднял глаза на сидящего в кресле напротив подростка, и ему резко захотелось оказаться где-нибудь подальше. На него смотрели зеленые глаза, по краю радужки которых все стремительнее расплывался алый цвет, расходясь потихоньку и на белок. А по подлокотникам кресла скребли, снимая стружку, треугольные когти, сияющие, как ограненные бриллианты.

* * *

– Сириус.

Больше Гарри ничего не слышал. Оглушенный растерянностью и болью, он сразу понял, что это правда, и нет никакой надежды на ошибку. И почему-то не было никаких сомнений, что директор только изображает сочувствие, а сам вполне доволен сложившейся ситуации. Откуда-то пришло убеждение, что смерть человека, который заменил ему семью, это дело рук того, кто сидит напротив. А вместе с этим убеждением откуда-то из запредельных глубин самой его магической сути рванулось НЕЧТО. Гарри тонул в той силе, что изливалась из того, что поднималось в нем, захлебываясь и все больше теряя себя. Какой-то искрой еще остававшегося сознания он осознавал, что это конец, но попытался сопротивляться тому, что стремилось занять его место. Он цеплялся за какие-то искорки, что помогали ему удержать остатки себя, но с каждым мигом они становились все тусклее.

* * *

Профессора Макгонагалл, Снейп и Флитвик уже подходили к горгулье, что закрывала вход на лестницу к кабинету директора, когда пол под их ногами дрогнул. Доспехи в нишах мелко задребезжали, а картины качнулись, заставив своих обитателей заохать и заозираться. Следующий толчок силы был еще сильнее, и тут стал понятен его эпицентр - стена перед лестницей пошла трещинами, а горгулья несколько перекособочилась.

– Жареный зефир!!!
– Снейп приготовил палочку, и помчался по открывшейся лестнице наверх, не дожидаясь, пока дергающиеся ступеньки доставят его туда. Следом за ним спешили профессор Чар и декан Гриффиндора. От открывшейся картины его волосы, как обычно смазанные защитным составом, попытались стать дыбом.

Возле пустых проемов рам плавало в воздухе стеклянное крошево; ВСЕ магические предметы светились, и те, вокруг которых сияние становилось слабее, так же

осыпались мелкой пылью, не падавшей на пол, а оставаясь плавать в воздухе. Самое яркое свечение было вокруг директора и жмущегося к нему феникса, но было видно, что и оно становится слабее.

Виновник всего происходящего сидел в кресле напротив директорского. Стремительно обогнув его, зельевар только со свистом вдохнул воздух сквозь сжатые зубы. После чего плавно опустился на колено перед сидящим, так же медленно положил ладони рядом с руками(?), вцепившимися в подлокотники и заговорил.

Когда Макгонагалл и Флитвик ворвались следом, отстав от Снейпа всего на несколько секунд, то увидели, точнее, услышали, его голос. В этот голос, интонации, хотелось завернуться, как во что-то мягкое, роскошное, обещающее все удовольствия мира. От него дрожало что-то внутри, и хотелось мурлыкать. До этого никто из преподавателей не слышал ВСЮ силу голоса Мастера Зелий, хотя богатство его тембра никто не ставил под сомнение.

Сколько они стояли, замерев, позже никто так и не смог сказать. Трое взрослых магов и феникс только и могли, что застыв, слушать голос Северуса Снейпа, который говорил, обещал, звал, рассказывал что-то тому, кто сидел, как статуя в кресле. Потихоньку накал силы, из-за которого было даже трудно дышать, начал спадать. Облачка пыли, того, что осталось от стекла и некоторых магических предметов, переживших не одно столетие, опустились на пол.

Не позволяя ужасу, который он испытывал, захватить его, зельевар продолжал рассказывать о своей дружбе с Лили, соперничестве с Джеймсом Поттером, их проделках и каверзах. Постепенно волосы, плавающие вокруг головы, как у Медузы Горгоны, опустились, и белизна, сияющая алмазным блеском уже на полторы ладони от кончиков, осыпалась сияющими хлопьями, растаявшими в воздухе. Руки, лежащие на подлокотниках рядом с ладонями Снейпа, чуть дрогнули, и проступивший на них уже до самых запястий рисунок чешуи так же осыпался хлопьями, после чего алмазные когти поблекли и вернулись к привычному виду немного обкусанных мальчишеских ногтей. Когда руки дернулись, то из рукавов высыпались тонкие струйки песка, но это прошло уже мимо внимания зельевара.

Раздался глубокий судорожный вдох, и Снейп, вся одежда которого была уже настолько мокрая, что ее можно было спокойно выжимать, с облегчением увидел, как ярко-алые, как только что пролитая кровь, глаза, без намека на белок и зрачок, закрылись, и сидящий в кресле Поттер рухнул ему на руки в глубоком обмороке.

Глава 9

Ряды кроватей в большой комнате терялись в темноте. Они все были пусты, кроме одной, той, возле которой стояло кресло. Большое, мягкое, с высокой спинкой, на которую так удобно откидываться, с мягкими широкими подлокотниками, на которые так и тянет опустить руки. Сидящая в кресле так и сделала. Это была странная картина: возле больничной кровати стояло роскошное кресло, в котором сидела девушка, одетая в вечерний наряд. На ней было черное платье без рукавов с воротником-стойкой, богато украшенное серебряной вышивкой. По бокам прямого узкого платья были сделаны разрезы высотой чуть выше колена, открывая стройные ножки, обутые в атласные лодочки на невысоком каблуке. Возле них, сбоку, стояла корзинка, распространяющая одуряющие ароматы. Насыщенного каштанового цвета волосы, иногда отливающие в неверном свете единственной свечи винной краснотой, были забраны в высокую прическу, украшенную серебряными, с алыми камешками, шпильками.

Девушка, одетая столь странно для Больничного крыла, сидела так уже долго, и можно было подумать, что она спит, если бы не открытые глаза, в которых мелькали тени нелегких размышлений.

Лежащий на кровати чуть дернулся, и она встрепенулась, внимательно наблюдая за ним. Вот дернулись пальцы, пытаясь сжаться в кулак, потом участилось дыхание, чуть вбок повернулась голова. Потом задрожали ресницы. Несколько попыток, и глаза немного приоткрылись, открывая мутную зелень расфокусированного взгляда.