Борт 556

Киселев Андрей Александрович

– "Моя красавица Джейн!" - я смотрел на нее, и душа моя болела. Все горело от боли внутри. Билось в этой страшной боли мое сердце.

– "Я безумно тебя люблю. И не оставлю тебя никогда. Я верну тебя себе!" - твердил себе я.

И, повернувшись, пошел, снова наверх на палубу Арабеллы.

Я знал, что надо делать. Я знал, что только так, можно все исправить.

Я в полной темноте, не включая на палубе света, вслепую буквально, убрал наш резиновый скутер назад в носовой с оборудованием трюм. И начал закачку баллонов для акваланга.

У меня вся еще ночь была впереди. На часах было два часа ночи. И, я должен был дотащить, эти чертовы аварийные бортовые самописцы на нашу яхту.

Я знал, это было сложным делом. Очень сложным. Потому, как дело было ночью. И еще под водой. И на приличной глубине. Но, надо было его сделать. И пока, моя милая красавица Джейн спала. И никто еще не напал на нас. Надо было уносить отсюда ноги. Это то, что хотел как раз Дэниел.

Я сейчас думал о том, чтобы те, люди Джексона не напали на нас.

Надо было быстро все сделать.

Я, вообще не понимаю, почему они с этим тянули. Что-то, там решали или получали от самого Джексона, какие-то инструкции по телефону или рации. Не знаю. Но, они не нападали.

Я закачала, по новой, компрессором несколько баллонов, и спустил их с кормы Арабеллы в черноту ночной воды до дна второго плато. Благо наша яхта, стояла недвижимой на двух якорях, плотно вонзившихся в донный вязкий коралловый белый песок.

Я проверил еще раз ту сеть на нейлоновой веревке с левого борта нашей яхты. И малую лебедку, на предмет работы, погудев ей немного вверх и вниз.

– Работает - произнес я сам себе - Годиться.

И стал надевать гидрокостюм. Новый черный его гидрокостюм акваланга. Костюм Дэниела, который он не одел в свое последнее погружение.

Я, тогда еще подумал - "Пусть умру, но в его костюме. В знак прощения моего друга Дэни. Пусть моя любимая Джейн знает, что потеря Дэниела для меня была не меньшей утратой, чем для нее. Если погибну, и она меня таким найдет. Если, вообще найдет".

Конец третьей серии

В плену черной глубины

4 серия

– Нет! Не пущу!
– вдруг, по-русски, раздалось за моей спиной - Не пущу, тебя, Володенька!
– этот истошный крик напугал меня. Я чуть было не выронил маску из рук и ласты. От этого сумасшедшего громкого истошного крика. Я вдруг, забыл даже, зачем оделся в Дэниела прорезиненный подводный костюм. Я резко с перепугу, повернулся. И в этот момент Джейн налетела на меня в полной ночной темноте. Ее невысокая силуэтом в свете горящей Луны и звездах девичья фигура, ударилась прямо в меня. И обхватила меня, повиснув на мне.

– Не пущу, окаянного!
– она, прокричала на ломанном русском. И уже как русская, обхватив меня руками за мой мускулистый в черном гидрокостюме моряка торс. Она хорошо уже говорила по-нашему. Ломано, но хорошо. Нахватавшись от меня всяких слов. Но, применяла их правильно.

– Не пущу!
– прокричала, снова она - Никуда, не пущу, тебя!

Джейн была, почти полностью раздетой. Почти, совершенно голой.

Она сбросила в каюте свою длинную белую рубашку. В одних, только узких сдавивших тугим пояском ее девичьи молодые крутые черные от загара бедра и ляжки полосатых шелковых плавках. Своим овалом девичьего голого с красивым пупком живота. Голой полненькой объемной женской грудью, прижалась ей к моему гидрокостюму. Прямо, торчащими своими черными груди соскам. И, перехватив голыми девичьими руками за мою шею, потянула от бортового ограждения перил. И от скоса обрывающейся в воду кормы Арабеллы.

– Не пущу, Володенька - уже тише, глубоко и часто страстно дыша, прерывисто. Словно, задыхаясь, повторила она опять по-русски - Любимый мой - проговорила она, страстно целуя меня в диком неистовстве любви, дальше уже, по-своему на английском - Ты один остался у меня. Один. И я не отпущу тебя туда. Я знаю, ты решил искупить свою вину передо мной. И решил поплыть за этими чертовыми ящиками. Но, я не пущу тебя из-за моей обреченной и неразделенной к тебе любви. Я люблю тебя, Володя.

Люблю, и не пущу одного туда. Не пущу на еще одну смерть. Хватит мне и одной смерти Дэни.

Она повисла, подгибая свои красивые крутыми бедрами и полными икрами девичьи загорелые до черноты ноги. Выгибаясь в гибкой узкой девичьей спине на моей шее. Как дикая черная кошка. И тянула на палубу - Любимый мой, Володенька - Джейн дышала как ненормальная, и произносила по-русски.

Я не знаю, что с ней происходило. Она, то, по-русски, то, по-своему, лихорадочно, говорила. Балаболя, любовные слова и желания быть всегда любимой. Эта красивая до безумия молодая двадцатидевятилетняя латиноамериканка, почти как русская уже безумно влюбленная женщина полушепотом слова о любви, уговаривая меня остаться с ней.

– Не пущу, тебя, ради нашего будущего ребенка - произнесла внезапно мне она, страстно целуя мое, снова лицо, заросшее, снова, свежей мужской щетиной. И эти слова прожгли меня насквозь.

– Ребенок?!
– переспросил ошарашенный этой новостью я - У тебя будет, мой ребенок?!

– Любимый - она повторила снова, по-русски. И, она повалила меня на палубу. Меня на свое женское распростертое, теперь подо мной ее молодого нагого, почти тело произнесла, снова по-английски - Я беременна, беременна, твоим ребенком.

– Любимая моя!
– я восторженный ею и потрясенный произнес - Ты беременна! Джейн, моя крошка! Моя девочка!

Я целовал ее в ответ в губы и прижимал к себе.

– Уплывем отсюда быстрее, милый мой!
– Джейн возбужденно стала уговаривать меня - Уплывем отсюда! Это страшное место! Оно погубило брата Дэни. Мы сможем, Володенька! Вдвоем! Ты и я, и наш ребенок!

– Но, как, же Дэниел?
– я вдруг вспомнил, зачем отправился за борт нашей яхты Арабеллы.

– Как, же его смерть, миленькая моя, Джейн - я опомнился и произнес ей - Как же смерть твоего родного братишки? Как же смерть вашего неотомщенного отца? Джейн, любимая?