Бортовой журнал 6

Покровский Александр Михайлович

А если «воруют ежегодно», то давно уже следует разогнать всех, кто организовал такой транзит, потому что эти стенания давно уже нехорошо пахнут.

А признаваться на всю страну в том, что твои стенания имеют застарелый запах, – это не от великого ума. Это от того ума, которого у нас палата.

То есть ум не в голове, он где-то рядом.

* * *

Постскриптум. Украинцы молодцы. Переигрывают наших по всему полю. На высокомерное «Мы перекроем газ Украине за долги» они перекрыли наш газ Европе. А потом наши бросились звонить «Ющенко и Тимошенко», но те трубки не брали. Вот

это политики! То есть наша политика – это сначала высокомерие, а потом – от нетерпения трубки обрываем. А те не берут.

А когда показали по телевизору, как в зарубежном селе женщина говорит, что у нее на подворье «все на газе», и теперь она вынуждена «дрова колоть», так мне и вовсе вскрикнулось: «А у нас на селе всегда дрова кололи!»

И то, что у нас на селе средневековье, – это уже внутренняя политика.

То есть мы имеем полный политический комплект – внутренняя политика и внешняя.

А теперь можно срываться в истерику, потому что истерика – это стиль.

* * *

И еще: транзит – это транзит. Слово это (по словарю Ожегова) означает «груз без перегруза». То есть без остановок. Не должно быть вентиля с украинской стороны. Или это не транзит.

Видите ли, все в языке. Если мы говорим о транзите газа через территорию Украины, то это должно означать, что Украина не может ничего себе откачать.

А если у них там вентили стоят, то это уже не транзит.

Все очень просто. Наши менеджеры от Газпрома давно не заглядывали в словарь русского языка.

Они спорят, не зная родного языка. Или он им не родной.

* * *

«И почему это люди, начисто лишенные разума, слывут у нас за государственных деятелей? Быть может, потому, что наличие разума как раз и мешает управлять страной.

Человек разумный, понимающий, что надо работать во благо, никогда не согласится работать, потому что это совершенно непосильный труд. Лишенный же разума посчитает, что работа на государство – это работа прежде всего на самого себя, поскольку он и есть это самое государство». (Френсис Бекон. 1600 год от Рождества Христова.)

* * *

Приведенные выше строчки пришли мне на ум только тогда, когда газовый кризис подошел к своему концу. Украина и Россия пришли к совместному решению – будет газ у Европы. Вот ведь счастье какое! Почти месяц мы все это наблюдаем, и – поди ж ты! – все завершается без танков. То есть есть от чего возрадоваться.

Уже никого не интересует стремительное падение рубля, всем только и интересно – когда! Когда же Европа получит то, за что она деньги уже заплатила?

И вот оно – скоро! Скоро получит!

Господи, как хорошо! И как это

увлекательно! Непроходимость желудочная преодолена. Больной испустил наконец долгожданные газы. Хирургическое вмешательство не потребовалось.

А по поводу того, что Украина у нас газ ворует, высказались абсолютно все старушки. А старики им только вторили. Не собственная пенсия их взволновала, и не то, что теперь они ее получают в долларовом эквиваленте меньше на одну треть, а то, что где-то там, на Украине, есть заветный вентиль. О нем говорили даже те, кто всю жизнь в нашей стране отапливает свою избушку дровами.

То есть в чужую избушку у нас газ проведен, осталось его туда только доставить, а вот в свою – нет, но это особенно никого не волнует.

Мне же во всей этой истории понравилась информация о том, что Украина платила за газ не прямо в Россию, а на швейцарские счета Газпрома.

Как только я услышал это из родного телевизора, так я сейчас же и вспомнил о Френсисе Беконе.

* * *

Боже ж ты мой, как мы прекрасно поработали! Произнеся «мы», я тут же подумал: а точно ли все мы – и решил: точно! И в этот самый миг, как только ко мне пришло такое разумение, я нашел в себе столько вдохновения, СТОЛЬКО – что сейчас же сломал себе ноготь и вывернул палец.

Праведное небо! Силы человеческие не могут это снести. Это чересчур. Голова моя закружилась, тошнота поступила, рвота началась, в глазах потемнело – умираю. Меня уже нет– вокруг цветы и рыдания, черный креп. И музыка – тру-лю-ли, тру-лю-ли – флейта, там-там-там – тромбон, ы-ы-ы – альт, дрым-дрым – арфа.

Но постойте! Мне становится лучше, и я восстаю, сминая брошенные на грудь цветы, и я начинаю. Начинаю предвидеть.

Это была клиническая смерть, после чего я начал предвидеть.

Яи до этого предвидел, но теперь – о-го-го! Теперь – это совсем не то. Теперь будет столько сатир и сарказмов! А ирония? Теперь будет море иронии! Просто одно, но очень большое море. Вошел – по колено. Вы хотели бы, чтоб вам было по колено? Вот и по-лу-чи-те! Издевательства, злые шутки, насмешки, колкости, едкости, ядовитости, выпады из-за угла – на-те!

Непорочные светила! Перегрыземся, перецапаемся – шум, крики, проломленные головы.

Олигархов я не люблю. Меня с одним знакомили. Шапочное знакомство, но я себя не очень уютно чувствовал, потому что он людей боится. Не знаю, чего он боится, но боится. Очень. Оттого и мне с ним рядом тяжело.

Олигархи уверены, что их из-за денег не любят. То, что их не любят, это верно, но тут даже не деньги, тут, мне кажется, другое.

Это как в фильме «Чужие». Сверху один, внутри другой. Чужой внутри. Хищник. Спиной нельзя поворачиваться. У меня такое же отношение к кавказцам. Я сам оттуда и знаю, когда можно спиной поворачиваться к ним, а когда нельзя. Так вот, к некоторым никогда нельзя.

Так и к олигархам.

Там внутри гниль. Какие бы благотворительные жесты они ни делали. Гниль.