Бортовой журнал 7
Шрифт:
«Раскрасили Штирлица» – это по поводу фильма «17 мгновений». Спросили, что я по этому поводу думаю. Я ответил: думаю, что это деньги. Телевидение ведь делает деньги на эмоциях. Чем сильнее эмоции, тем больше денег.
Цинично, но телевидение – это и есть цинизм. Смотрят все это те, кому не хватает собственной духовной жизни. Видите? То, что я только что сказал, цинично, но ведь задевает, стало быть, верно. Цинизм – это же когда верно.
Так что – деньги, господа, деньги. Раскрасил один, и всех потянуло. В Америке тоже раскрашивают, но там иной уровень.
Ну, подвернулась
И потом, учтите, это же новость. Народ должен что-то все время обсуждать. Все равно что, но раз в неделю. 52 недели в году. Вот ровно столько же и должно быть новостей. Иначе народ не о том задумается.
По поводу Великой Победы. Немцы говорят, что русские празднуют так, будто они вчера победили. Но больше-то ничего нет. Какие достижения? У нас есть Великая Победа.
И потом, почему не просто победа, а Великая? Потому что Великая Отечественная война.
Но была же еще одна Отечественная война – 1812 года. Она не такая великая?
В слове «великая» есть сомнение. Собственное сомнение в собственных достижениях.
То есть когда говоришь «великая», то сомневаешься? Совершенно верно. Тот, кто не сомневается, тот даже не задумывается о том, была ли «великая» или просто победа.
И это не я сказал. Это из русского языка. Так устроен язык. Он выдает тайное.
Я за правду об этой войне. Я за правду о победе Советского Союза в этой войне.
Вот где она, правда? История – девка блудливая.
А сейчас творится черт-те что. Например, скажешь, что победа не великая, и тебя «пасодют». А между тем поисковики кости солдат находят, а потом хранят их в мешках.
Начальник ОВД стрелял в людей. Троих убил, шестерых ранил. Стрелял в голову, в живот. Зашел в супермаркет, вытащил пистолет и неторопливо начал отстрел.
Меня спросили, что я по этому поводу думаю. Наверное, меня спросили в последнюю очередь, потому что все уже, похоже, по этому поводу высказались.
Вы знаете, у милиционеров теперь другие глаза.
Вот если посмотреть советскую хронику где показывают милицию, то там у них другие
Те глаза за народ, а вот эти – эти уже нет.
Чудовище, что тут сказать. Кто-то запустил чудовище. И сколько таких чудовищ в милиции? Иногда кажется, что все они чудовища. Умом я понимаю, что это не так, но сердцем – нет.
Отчего он стрелял? Зачем? Почему? Это к психологам.
Сейчас они установят, что он был не в себе, ну и так далее.
Нелюдь. Это нелюдь.
И еще она осознала свое ничтожество. Бойтесь нелюдь, осознавшую свое ничтожество.
Это конец. России конец. Нет будущего. Можно придумывать все что угодно, какие угодно акции, можно ленточки раздавать, можно не раздавать, можно о ветеранах вспоминать раз в год, можно праздновать, можно не праздновать, но это все равно конец.
И я это вижу очень отчетливо. Мне не повезло, я все это вижу. Это очень больно. Больно, обидно, стыдно.
Мусор. Это мусор. Страна загажена. Гадят под себя. Не ведают, что творят.
Мне сейчас скажут: ведают, ведают. Да нет, думаю, что ума-то как раз и не хватает. Развал. Все развалят, а потом побегут сдаваться, мол, с этим народом ничего хорошего не получится.
Кому сдаваться побегут? Да кому угодно. Тому, кто возьмет. Еще и проситься будут: Христа ради возьмите.
А сами в Сан-Тропе.
Здесь кровеносная система.
Кровососущая.
Попробую объяснить хотя бы самому себе то, что происходит сейчас в Министерстве обороны.
В нем происходит слом – ломают, ломают, ломают.
И как только не называют за это министра обороны (за глаза, естественно) – и «мебельштурмбанфюрером», и просто вором.
А на мой взгляд, все обстоит так: за последние шестьдесят лет пришел в министерство налоговик. Правда, у него нет маршальских погон, но они ему (как бы это поприличней выразиться) ни на какой выпирающий орган не нужны.
Пришел он и привел с собой мальчиков с девочками – таких же налоговиков, и набросились они на святое – на генеральское.
Конечно, нельзя сказать, что воруют у нас только генералы.
Нет, конечно, воруют не только они.
Но вот какая незадача, на этом поле, на поле воровства, в последнее время стало как-то тесновато. Так что требуется разрядить, проредить.
Вот и прореживают.
Воровать-то начали в геометрической прогрессии еще во времена позднего Брежнева.
Правда, и до этого воровали, но тогда еще не было такой прогрессии.
А уж с прогрессией-то, мама дорогая… повальное, повальное повалило.