Боря, выйди с моря
Шрифт:
Они еще раз обсудили ситуацию, при этом Слава Львовна просила дочь быть сдержанней и простить, а Шелла, похоже, настроена была на джихад.
Джихад — новое слово, вошедшее в наш лексикон вместе со словами «харакири» и «камикадзе», обозначающее «священная война».
Больше автор с целью безопасности со своими двадцатью копейками в разговоры женщин встревать не будет.
— Я поняла, что у тебя произошло, — как только Шелла окончила разговор, подсела к ней Люда. — Угощайся, — она протянула персик, — из нашего сада.
Шелла поблагодарила ее, восхитившись
— У меня было хуже, — поглощая персик, делилась Люда. — Мы же с Димой двадцать лет, как женаты. Я ни разу ему не изменила, а он два года назад подарил мне трихомоноз. Это от родного мужа! Я ходила, как убитая. Тоже хотела разводиться. Несмотря на то, что у нас двое детей. А Зина, подруга моя, буквально) уговаривала: с кем угодно, но переспи. Мне все это было противно. У меня же, не как у мужиков, все через голову идет. Всего один раз через силу сделала, и сразу — как очищение какое-то, легко стало на душе. И я смогла его простить. А сейчас, ты же видишь, он каждый день за мной заезжает. Образцово-показательная семья, — съехидничала она. — Может, и ты так поступишь? Око за око?
— Око за око и рука за руку — это у нас, у евреев, — улыбаясь, парировала Шелла. — А где же наше христианское всепрощение и любовь к ближнему?
— Мы все атеисты — и ты, и я. Эти тонкости пусть разбирают раввин со священником. Но если ты так сделаешь, тебе станет легче. Я через это уже прошла.
До обеда женщины, поглощая потихоньку фрукты, обсуждали, как совместить вендетту с отпущением грехов. А когда собрались уже идти в ближайшую столовую, открылась дверь комнаты, и Изя с двумя букетами цветов — один Шелле, другой Люде — появился на пороге.
— Вот, пo пути из СКБ-три решил заскочить к вам, — как ни в чем не бывало объяснил он свой визит. — Пошли пообедаем в «Черное море», — пригласил он женщин в ресторан.
Но Шелла, не дав Люде раскрыть рот, тут же выпалила:
— Мы с Белоусовой собрались в обед навестить больную подругу. Не ходи за нами.
Люда удивленно промолчала. Изя помялся, не зная, что говорить. А Шелла, вытащив их на улицу, остановила такси, естественно, пригласив только Люду, и через квартал вышла с ней у столовой.
Женщины солидарно посмеялись над тем, как легко отделались они от Назойливой слежки.
— Тебе бы в КГБ работать, — восхищалась находчивостью подруги Люда.
А Шелла злорадно отвечала:
— Я еще выясню, откуда взялись у него лишние деньги на цветы и на ресторан…
Бедный Изя остался растерянно стоять у дверей конторы с извечным вопросом русского интеллигента: «Что делать?»
Двойное счастье — родиться русским интеллигентом с еврейской головой. Что получится? Правильно. Ой, вэй…
Изя помчался домой, взял военный билет с указанием травмы, полученной им при взятии Будапешта, и поехал в военкомат с просьбой положить его в госпиталь. Мало того, что он плохо слышит на левое ухо, в последнее время в голове постоянные шумы. Иногда тошнота со рвотой, а по ночам артобстрелы. Он
Как он и предполагал, вместо работы Шелла уже утром примчалась в госпиталь и принесла баночку творога с медом. К врачу ее не допустили. Обход. «Да и госпиталь военный», — строго пояснили ей, отказавшись вызвать мужа.
Все— таки Шелла сумела передать записку, и Изя нацарапал в ответ, что его колят какой-то болючей дрянью. Вставать пока не велено, а результаты обследования будут известны позднее. Вечером он вышел к ней на свидание, всего на пять минут. И то благодаря отсутствию врача, так как с головой у него очень плохо. Но и этих пяти минут хватило, чтобы супруги подписали Брестский мир.
Через неделю усиленного лечения Изю выписали из госпиталя, и Шелла, зная, что его, не дай Бог, нельзя волновать, больше не желала мужниной крови.
Троцкий был не прав, истерично крича: «Ни войны, ни мира!"
Брестский мир — какой ни есть, а все-таки мир… Даже если достигнут он жертвоприношением ягодиц.
А у Оксаны новости. У Викочки и Игорька поя не го, что новый папа, а так, дядя Коля.
Событие сие произошло стремительно и, как обычно, в ночь с седьмого на восьмое ноября. Помните, что сказал по этому поводу вождь мирового пролетариата? "Вчера было рано, завтра будет поздно''.
А начинался штурм Зимнего банально. Оксану пригласили на семь часов вечера к школьной подруге, сердобольно пытавшейся нарушить ее затворничество.
Не успела «Аврора» произвести исторический выстрел, как в доме на Суворовском проспекте погас свет, и сидевший рядом с Оксаной мужчина, которого она видела впервые в жизни, обнял ее и вкрадчиво произнес на ухо: «Может, это судьба?»
Из вежливости она ничего не ответила, однако руку не убрала — соскучилась. Что было дальше? Вам нужны подробности? Или поверите на слово, что в ночь с седьмого на восьмое ноября Зимний был взят?
Через неделю после быстротечного штурма дядя Коля, живший после развода с женой в заводском общежитии, быстренько переехал на Оксанины борщи.
Беспокоить в сложившейся ситуации объяснением Елену Ильиничну, которая так и не удосужилась ответить на письмо. Оксана считала неэтичным, обидевшись на ее молчание.
«Конечно, — размышляла она, — бабушка испугалась и решила откупиться, в дальнейшем имея пас в виду. Игорек ее меньше всего интересует».
Обиделась она и на Изю. Она была уверена, что Женя передал ему фото сына, что Елена Ильинична подробно рассказала об их визите, а потом и о письме. И то, что он даже не пытался ее разыскать, оскорбляло материнское чувство.