Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908-1914)
Шрифт:
Чарыков намеревался передать проект соглашения великому визирю Саид-паше приблизительно 1 (14) октября и надеялся, что успеет за оставшийся срок получить из Петербурга ответ относительно его замечаний по включению в переговоры вопроса об отношении Турции с Балканскими государствами.
11 октября (28 сентября) Нератов в специальной телеграмме выразил свои сомнения в отношении предложения посла. Он писал, что затрудняется ответить на поставленные послом вопросы, советовал Чарыкову в частном письме к великому визирю воздержаться от слишком широкой постановки переговоров, не торопиться и выслушать мнение турецкой стороны. Нератов считал также опасным упоминание о Балканских государствах. «По этому предмету в крайнем случае надлежало бы ограничиться общим принципом status quo, возвещенным неоднократно в наших сношениях с другими державами».
Когда Извольский узнал, что Чарыков предпринял первые шаги в Константинополе по вопросу о Проливах, он выразил опасение, что посол «со свойственной ему стремительностью
Однако эти важные замечания Нератова и Извольского немного запоздали, и Чарыков не успел с ними ознакомиться и принять их к сведению до 29 сентября (12 октября). В этот день он вручил великому визирю проект русско-турецкого соглашения, придав ему форму личного письма. Предварительный проект декларации, отредактированный и дополненный послом, заметно отличался от проекта соглашения, разработанного в МИДе.
347
МОЭИ. Сер. 2. Т. 18. Ч. 3. Извольский — Чарыкову. 29 сентября (12 октября) 1911 г. С. 137–139.
Первые два пункта почти не отличались от проекта Нератова. Формулировку третьего пункта дипломат изменил, сделав его более приемлемым для Турции. Новая формулировка предусматривала обязательство договаривающихся сторон воздерживаться от конкуренции в Малой Азии на востоке от линии Самсунг-Сивас-Харпут-Диарбекир-Мосул и заключить специальную конвенцию, обеспечивающую взаимные интересы в этой зоне. В четвертый пункт, касавшийся Проливов, Чарыков добавил фразу: «Применение толкования конвенции, заключенной в Лондоне 1 (14) марта 1871 г., остается подчиненным предварительному согласию других держав, подписавших упомянутую конвенцию» [348] . Эту фразу Нератов находил очень опасной, так как она ставила соглашение России с Османской империей в зависимость от позиции других держав, делая обязательство Турции условным и поэтому недостаточно связывающим ее в случае несогласия с ним какой-либо державы.
348
Там же. С. 146.
Чарыков решил дополнить декларацию пунктами 5 и 6. Этими новыми пунктами он заменил предыдущие, касающиеся трехпроцентной таможенной надбавки и покупки строящихся для Турции дредноутов. Согласно пятому пункту, российское правительство обязывалось приложить все усилия с целью облегчить установление между Оттоманской империей и Балканскими государствами добрососедских отношений на основе статус-кво. Это обязательство приобретало особую важность для Турции, но ставило российскую дипломатию на Балканах в затруднительное положение. Триполитанская война укрепляла надежды народов Балканского полуострова на полное освобождение от турецкого господства.
Согласно шестому пункту российское правительство заявляло о своей готовности приступить к рассмотрению вопроса о капитуляциях и благожелательно отнестись к экономическим и финансовым проектам, о которых оно будет уведомлено Портой.
Из текста исправленной Чарыковым декларации видно, что «вопросы факультативные» становились центральными, более важными, чем «основные». В этом действия Чарыкова серьезно расходились с линией российского Министерства иностранных дел. Нератов, выражая позицию правительства, стремился к частному соглашению с Турцией, а посол вел переговоры о заключении международного соглашения и тем самым фактически ставил русско-турецкие переговоры в зависимость от отношения к ним других стран.
В докладе Чарыкова руководству подчеркивалось, что великий визирь «вполне усвоил все значение предлагаемого сочинения и отнесся к нему с сочувствием и осторожностью» [349] .
Вскоре, 6 (19) октября, последовало выступление Саид-паши в палате депутатов. В своей речи он заявил, что Турции нельзя далее оставаться изолированной и что он будет добиваться соглашения с другими государствами. Чарыков, руководствуясь статьей, опубликованной в турецкой газете «Танин», писал Нератову: «Великий визирь находит, что Турции надлежит примкнуть к той или другой из политических групп, существующих ныне в Европе. Вероятно, великий визирь начнет свой аукционный торг с Германией и поставит ей дополнительные условия: 1) быстрое заключение мира с Италией, не оскорбительного для чести и самолюбия Турции и 2) допущение ее в Тройственный союз… Если переговоры с Германией не удадутся, то он приступит к торгу с нами». Но Турции легче договориться сначала с Англией, а потом с нами. Сближение Турции с Англией, по мнению Чарыкова, «может облегчить предстоящие с Турцией переговоры» [350] . Чарыков возлагал большие надежды на политику Англии в Турции и в своих донесениях в Петербург постоянно запрашивал Нератова об отношении британского правительства к русско-турецким переговорам.
349
АВПРИ.
350
Там же. Чарыков — Нератову. 6 (19) октября 1911 г. Л. 94–97.
Между прочим, пребывавший с 1909 г. в Османской империи военно-морской агент А. Н. Щеглов, который наблюдал за работой посла, «поразился развязности тона и поверхностности оценок, который давал всем событиям на Ближнем Востоке посол Н. В. Чарыков, гофмейстер двора Николая II» [351] . Российского посла в Стамбуле мастерски водили за нос, и Щеглов быстро понял, что «турки говорят и показывают послу именно то, что тому приятно знать и хочется видеть» [352] . Чарыков, по его мнению, игнорировал враждебные России акты турецких властей и выступления печати.
351
Шеремет В. И. Босфор. М., 1995. С. 24.
352
Там же.
23 октября (5 ноября) 1911 г. Чарыков отправил Нератову тревожную телеграмму: «По сведениям наших агентов морского и военного, турки за последнее время доставили на Верхний Босфор взрывающиеся с берега электрическим током мины, которые собираются погрузить, и довели до полного комплекта местный состав артиллеристов» [353] . Далее посол приходит к следующему выводу: «Я думаю, что Великий визирь под впечатлением враждебности и беспокойности нашей печати, не зная, что мы не собираемся придать нашим требованиям ультимативный характер, принимает эти меры на случай, если русско-турецкое соглашение чрезмерно замедлится или вообще не будет достигнуто» [354] . Турция дала России понять, что постановка мин заграждения в Верхнем Босфоре является как бы ответом на попытки императорского правительства включить вопрос о Проливах в предстоящие переговоры.
353
АВПРИ. Ф. Секретный архив. Д. 458. Чарыков — Нератову. 23 октября (5 ноября) 1911 г. Л. 149.
354
Там же.
Тем временем 28 сентября (11 октября), выполняя предписание Нератова, Извольский поставил вопрос о Проливах перед де Сельвом — сделал и представление французскому министру иностранных дел с просьбой «не отказаться формулировать французскую позицию по отношению к мерам, которые мы рано или поздно должны будем рассматривать как необходимые, в отношении проливов и прилегающих территорий» [355] . Через три дня в разговоре с Извольским де Сельв заверил его в сочувствии Франции русским пожеланиям, но вместе с тем заявил, что «хотел бы точно знать характер проекта вопроса о Проливах, который Россия просила поддержать, а также не скрыл от русского посла, что чрезвычайно озабочен отношением лондонского кабинета к этому вопросу» [356] . Из разговора Извольский сделал заключение, что по вопросу о Проливах Франция желает идти заодно с Англией, хотя между ними и нет, по-видимому, формальной договоренности.
355
МОЭИ. Сер. 2. Т. 18. Ч. 2. Извольский — Нератову. 28 сентября (11 октября) 1911 г. С. 131.
356
Там же. Извольский — Нератову. 1 (14) октября 1911 г. С. 161.
Не теряя времени, де Сельв снесся с Даунинг-стрит. Он также дал указание французскому послу в Лондоне Полю Камбону срочно выяснить отношение Англии к русским замыслам. Посол сообщил французскому министру иностранных дел, что Лондоном получены сообщения из Италии о начале переговоров Чарыкова с Турцией. 20 октября А. Никольсон сообщал Грею, что «Камбон сегодня сообщил мне Никольсону информацию, которую он умолял держать в секрете, пока мы что-нибудь не услышим от Бенкендорфа или Лоутера. Нератов сказал французскому поверенному в делах, что он инструктировал российского посла в Константинополе Чарыкова обсудить с Саид-пашой вопрос о Проливах между Россией и Турцией» [357] . Россия еще не успела поставить вопрос о Проливах, а у Франции и Великобритании уже был готов ответ.
357
B. D. Vol. IX. Р. 1. № 289. Sir A. Nicolson to Sir E. Grey. Oct. 20. 1911. P. 312.