Босиком по облакам
Шрифт:
– Максим, из Питера, который с супругой Вероникой, – пояснил Володя.
– Ах, тот милый дедуля, – пробормотала я.
– Не дедуля, а вполне ещё приличный мужчина немного в летах, – с торжествующей улыбкой поправила Милана. – Между прочим, это он миллиардер.
Я аж закашлялась. Милана похлопала меня по спине, ладонь у неё была тяжёлая, как у борца. Видимо, маникюр с инкрустированными кристаллами добавлял веса. Володя усмехнулся и пошёл к себе, махнув нам рукой.
– Да что ты! – сквозь слёзы воскликнула я. – Миллиардер... Как ты узнала?
– Ну, не миллиардер, конечно, но сеть офтальмологических клиник по стране у негоимеется. Очень крутых клиник! Я проверила!
– Это что-то меняет? –
– Подумаешь! У меня тоже муж, – заявила Милана и вдруг моргнула и скорчиласнисходительную гримасу: – Ха, ты думаешь, у меня на него планы?! А вот и нет! Как же люди привыкли мыслить шаблонно и судить по себе! Нет у меня никаких нанего планов!Головой надо думать, головой!
– она постучала по блондинистой макушке, словно внутри были мозги. – Просто любопытно стало, я и выяснила. Отменя, между прочим, ничего не скроется – такой характер. Муж говорит, что у меня прекрасные аналитические способности и склонность к дедукции.
Вот как это теперь называется! Нестандартный поворот. Интересно, а про то, что«любопытной Варваре на базаре нос оторвали» ей муж не говорил?
– И как же тебе удалось обнаружить подпольного миллионера? – спросила я.
– Тебе скажи, – с превосходством выпятила нижнюю губу Милана, но сама не выдержала и призналась: – Хотя ладно, мне твой кузен, тот что в очках дурацких, рассказал, когда мы кофе пили. Он мне и данные в интернете по сети клиник показал. Милый у тебя братец. Жаль, что страшненький такой.
– Зато с чувством юмора, – заметила я. – Больше ничего из ряда вон не происходило?
– Да нет, – пожала плечами Милана, – электричество отключали часа на два. Заходил бывший хозяин гостиницы, тебя искал; горничная с ним разговаривала итвой брат; в третьем номере потёк кран; у соседей через забор сгорел шашлык. Воняло ужасно! И так мяса захотелось, а я же мучаю себя веганством – радифигуры, а тут шашлык! Аж желудок свело!
– Ясно. В общем, всё хорошо, – выдохнула я, поражаясь тому, что даже речь Миланы теперь казалась мне милой. – И ты б не мучила себя, хочется мяса, ешь. Как там у вас в йоге Володя говорит постоянно? Главное ахимса — принцип ненасилия. Себя тоже не стоит насиловать...
– Будто ты понимаешь в йоге! – сказала важно Милана.
– Да нет, где уж мне...
– Но... может, ты и права, – внезапно смягчилась наша Барби. – Только ты уж как-нибудь разобралась бы, с кем ты. То с Тёмочкой мутишь, то с этим чернявымбандитом.
– С бандитом у меня нет ничего общего.
– Да ладно! Стал бы он тут серенады под окном завывать и драться из-за тебя. Очень странно, если у тебя с ним всё ровно.
– Действительно странно, – согласилась я.
– А с бывшим хозяином гостиницы, тоже Сергеем, у тебя ничего нет? – вдруг настороженно, как кошка, услышавшая шорох, осведомилась Милана.
– С Серёжкой Самохваловым? – удивилась я. – Нет, конечно. И быть не может.
– Ну, ладно... Я хотела спросить, где вы были? Артём и ты? Вас все обыскались вчера. В больнице или где?
Ясно, это «радио Би-Би-Си» само не остановится, а разговоры ни о чём уже началименя утомлять. Болтовня и сплетни вообще, как мне кажется, – пустая тратаэнергии. Во мне же было так много светлой, сладкой, пропитанной солнцем иАртёмом, что спускать её попусту не хотелось. Я впервые в жизни почувствовала, что у энергии есть вкус, у любви есть вкус, тонкий, изысканный, редкий. А деликатес не стоит разбрасывать курам, даже очень симпатичным. Так что я сказала:
– Всё хорошо, Милана. Извини, я пойду. Устала. Переодеться хотелось
– Через час на веранде второго будет совместный ужин! – крикнула мне вслед Милана.
И я снова изумилась: что ей до меня? Претензии кончились, захотелось навестимосты?
Я направилась через сад к себе. Какой же он был удивительно красивый! Яркие лепестки роз, эротичных и невинных одновременно, сине-белые страстоцветы, местами уже превратившиеся в крошечные зелёные арбузики маракуйи, свисающие со стен беседки; белые и розовые бутоны олеандров, мелкие голубые ибелые соцветия, рассыпавшиеся ковриком по центру газонов. Каждый цветок как шедевр кого-то свыше! Не повторить ни одному скульптору. Однако несмотря на то, что до Бога в творчестве мне было не угнаться, ужасно захотелось творить. Возможно, сделать макет моего проекта. Отчего не воспользоваться временем, пока мой любимый занят? Надоедать не стоит – это я знала точно. На моих глазах разрушились ужасно красивые отношения моих друзей Ромы и Марины, когда онапросто не отпускала его от себя ни на минуту: опутывала объятиями, поцелуями, смсками, звонками. Нет, я так не буду, пусть у каждого из нас будет свободное пространство, и тогда наши отношения не рассыплются, как сгоревшая пенька, имы будем вместе долго-долго. Возможно, когда-то станем такими же трогательными, старенькими одуванчиками, как Максим и Вероника из Санкт-Петербурга... Я улыбнулась своим мыслям: надо же, я уже строю планы о будущемс Артёмом!
Все наши йоги, встречавшиеся на пути, приветствовали меня, заговаривали, улыбались и говорили что-то милое. Некоторые, заслышав мой голос, выглядывалииз окон или с веранды, выходили навстречу. Казалось, они тянулись ко мне и не могли пропустить. Даже подруга Миланы будто соскучилась. Все лица были ещё более дружелюбными, чем обычно, и почему-то красивыми. Мне было приятнотакое внимание, в сердце хватало улыбок, хоть и хотелось уединения. Наверное, у любви есть не только вкус, но и аромат. Как у розы. И все его чувствуют...
1Юрий Менячихин
Глава 28
Артём
Одному Богу известно, что мне стоило себя не выдать... Я вспомнил все хитрости НЛП и с невероятным усилием воли отрешился от того, что поднимало муть в душе – грязную пену, наполненную не только песком, но и осколками. Они царапали. До крови. Я заставлял себя их не чувствовать и улыбался. Наблюдал.
Глядя на мою Солнышку с едва заметными веснушками на вздёрнутом, весёлом носу, болтающую босыми ногами над палубой, я вдруг осознал: недолго же я прожил без боли! Но теперь пришла другая, более тёмная, пугающая и опасная – вина. Я думал, что знал её хорошо, но в любой дыре есть свои слои, своя глубина. Меня затягивало в чёрную скважину с каждой секундой. Удастся ли вынырнуть? Или стоит остаться, принять и это? А как она примет?
Гаечка невинно и отстранённо разглагольствовала об богатых уродах, которым всё позволено, и о том, как она их ненавидит. Я был одним из них. Первым порывом было сразу рассказать ей всё, выложить начистоту, а потом я затормозил. Она была такой счастливой... Разрушить её радость можно двумя словами, имею ли я на это право? Вдруг это совпадение?! Где-то на задворках сознания я с изумлением отметил для себя: надежда – не благо. Она прямо пропорциональна страху. Нет ничего хуже надежды! Она ничего не значит. Надежда – лишь табличка, указывающая на страх в твоей душе, как указатель, к примеру, на Воронеж. Моя надежда была отражением вязкой пустоши размером с океан.