Босиком по заснеженному мху

Закари Ани

Я добежал к семейной оградке и рухнул на могиле отца, закрыв глаза, зажал в руках землю, думая, что обнимаю его широкую теплую спину, он еще не спился и защитит меня. От такой жестокой реальности.. Родители обязаны любить детей, пока они маленькие, без любви они не вырастут.. Они будут просто взрослыми детьми..

Слов нет, только надрывные выдохи, медленно поднимаю глаза, чтобы всмотреться в родное лицо. Мне нужны были хоть пару слов, чтобы оттолкнуться от пробитого дна.. и, вдруг, шок наполняет разбитое сердце. Фото моего папы нет, оно словно выдрано из плиты, словно

оторван кусок с изваянием. Я резко поднимаюсь и осматриваюсь, фото бабушки на месте, деда также нет.

– Кто? Кто посмел! – закричал во весь голос, эхо раздалось в другом конце кладбища, пробежался по ряду – у остальных на месте. – Какая тварь посмела такое сделать? Уму непостижимо, – направляюсь в ночлежку сторожа, стучу, – Открывай, свет горит! – кричу.

Спустя пару минут он открыл деревянную хлипкую дверь, которая скорее всего была закрыта на затвор.

Я лишь протянул руку в cторону семейной оградки. Он накинул на себя телогрейку и натянул на затылок меховую шапку. Зачем-то закинул охотничье ружье на плечо и пошел впереди меня.

Мы стояли напротив надгробной плиты и были в недоумении.

– Кто это вытворяет? – с яростью повторял я, – найду, руки переломаю.

– Вот же, нелюди, вот же, негодяи, – и суток не прошло, не поверили вы мне, – бурчал недовольно сторож поглаживая бородку.

– У кого-то еще пропадали фото на этом кладбище?

– Вчера обошел, все на месте, жалоб не было.

– А у кого по городу?

– Так не скажу, надо с Вячеславом связаться, – почесал он затылок.

– Связывайтесь, – потребовал я.

– Так еще не обед даже, спит, наверное. Всю ночь сидел, утром сменился.

– Да что вы мне втираете, а то я не знаю, что вы спите всю ночь.

– Ты на что это намекаешь, Озерский?

– А я не намекаю. Прямо говорю. Если бы вы по ночам не спали, а следили за порядком, то семнадцать лет назад здесь бы не замерз насмерть человек.

Он взглянул мне в глаза, затем настороженно перевел глаза на даты, указанные на плитах отца, деда и бабушки, и задержал внимание на дате отца 1958-1999. Медленно стянул шапку, перекрестился и опустив голову направился в сторону сторожки, я побрел за ним. Не успел, дойти и он вышел мне навстречу откинув cкрипящую дверь, держа в руке смятую бумажку, с еле различимыми цифрами и именем Вячеслав, тыча замерзшим потрескавшимся указательным пальцем, приговаривал:

– Позвони, позвони ему. Он местный и предки его местные. Он много чего знает..

Я схватил бумажку, свернул, убрал в карман.

– Пока позвоню в администрацию и сообщу о происшествии, – закрылся он в сторожке, запершись изнутри.

Я вернулся к отцу, сел на скамью, сразу набрал номер, на удивление с первого гудка ответил бодрый голос зрелого мужчины.

– Слушаю.

– Мне ваш номер дал сторож центрального южного кладбища. Дело в том, что здесь произошло нечто необъяснимое, – не мог я никак сформулировать логически произошедшее.

– Неужели фото с памятника выдрали, – уверенно он перебил меня, – и что, родня обнаружила?

– Да сын, то есть я, украли фото моего отца и деда! Петра и Николая Озерских,

у вас есть какие-либо сведения, кто это мог бы сделать? – запутываясь в буквах выдавал я.

Он замолчал, глубоко вздохнул.

– Много ли пропало, в целом, нет каких-либо догадок? Черт подери! – закричал я, не выдержав.

– Пока нет, вчера опера рылись с собаками пока ничего, ни следа.

– У вас и камер нет? Какое животное на такое пошло бы?

– Забрали записи, в том же и загвоздка, камеры только на нашем-то кладбище установили родные и близкие, а на городском южном, вряд ли.. – сказал виновато он.

– На них тоже ничего не зафиксировано?

– Дело в том, дело в том.. – замешкался он, – когда обнаружили первые три пропавшие фотографии. Ко мне обратилась одна женщина, родственница и потребовала все записи, а после, когда обнаружилось, что в ту же ночь, пропали еще несколько, и приехали следователи, потребовали записи или копии. А их уже и нет.

– Вы отдали этой женщине?

– Именно, и она их не вернула.

– Какое вы вообще имели право предоставлять ей, даже если родственница: у вас должны сохраниться копии! – недоумевал я.

– Да как же я мог ей отказать. Она очень властная!

– Да кто же она?

– Тут захоронен ее свекр, супруг и зять, фамилию запамятовал. Да-да Гольданские..

Телефон выскользнул из руки.

– М-да, – протянул я, поднял медленно телефон и направился, не торопясь к ним в серпентарий. Если это вызов и новые трюки, то как они низко пали, потревожив память моего отца. Деда я даже не помнил, бабушка о нем не любила вспоминать..

Они поплатятся за это! Обещаю! Нет! Клянусь!

Клянусь, я хотел перелистнуть страницу. И даже тема с Кларой была бы забыта, я осознавал, что это их внутренние интриги, и она естественно есть. Настораживало лишь состояние здоровья. А оно было неподдающимся логическому объяснению. Но я готов был отойти в сторону, вернуться на работу и забыть все.

Остановив такси прямо у ворот кладбища, я направился в их старинный и красочный район, где на несколько недель моя нищая жизнь окрасилась фальшивыми яркими красками. Туман перекрыл все дороги, влажная пыль сыпала с небес, ожидалась одышка после такой нервотрепки, но, отнюдь, я бодр и по-прежнему слеп на один глаз. Такси остановилось, не подъезжая ко двору, водитель с недоумением повернулся:

– Ого, куда вас занесло? Родня?

– Да не дай Бог! – открестился я.

– То-то же, мутная семейка.

– Откуда знаете?

– Да кто их не знает. Держитесь подальше, знал бы, что к ним повезу, не остановился бы. Подумал, что человек с кладбища, в отчаянии..

– Именно, я в отчаянии..

– Беды накликаете на себя ходить к этим. Одна бабка чего стоит. Рыжие сестры. Тень одна в болотной мантии бродит возле дома, на закате уходит, приходит на рассвете. Все мужчины умерли, ходят слухи женщины ищут новую жертву. И многое другое. Только не болтай там-сям, – прошептал он осматриваясь.. – Никому они удачи не принесли, только смерть, – утвердил он cо страхом в глазах. – Обратно не повезу. Выходи, – резко потребовал.