Босиком по звёздам
Шрифт:
Мама вздрагивает в объятьях папы, когда в тишине звучит мой голос:
– Мама, я хочу поговорить с моим доктором.
–Я, я не думаю, что это хорошая идея.
– Мама, ты не можешь скрывать от меня, что со мной. Я хочу знать, – мои глаза наполняются слезами. Я пытаюсь их скрыть, чтобы не делать больно родителям.
– Дакота, она права.
– Нет! – мама вырывается из рук папы, – Ной, ты не можешь, она ещё не готова, – мама пытается сдержаться и не перейти на крик.
Я набираюсь сил.
– Мама, пожалуйста! Мне плохо от этой неизвестности, – я плачу,
Мама сдаётся. Она выходит из палаты, а папа бежит за ней. Через пару минут в палату заходит доктор Эндрюс. Один. Я моментально напрягаюсь.
– Элиан, Вы хотели меня видеть?
–Что со мной?– перебив врача, спросила я. Мне становится неловко. Я виновато опускаю глаза, но не извиняюсь, слова застревают в горле.
–У Вас ушиб головного мозга, тяжелой степени, – доктор выдыхает и садится рядом на стуле. – Я говорил, что, скорее всего, произошёл удар обо что-то очень твёрдое. Камень, балка от моста – это не важно. Травма серьёзная. Справой стороны затылочной зоны у Вас гематома, отсюда резкие боли. Я настаивал миссис Дэвис, сообщить Вам сразу, но она категорически была против этого, и настояла на том, чтобы я Вам не говорил.
Я машинально дотрагиваюсь рукой, до головы. Ноющая боль вызывает чувство тошноты. Гематома оказалась небольшой, но вызывала жуткую боль, при каждом резком движении, волосы на том месте слиплись в крови.
–И, что дальше? – Почему-то я чувствую абсолютное безразличие к себе. Я злюсь на себя за всю эту ситуацию. Мне безумно стыдно перед родителями, и перед теми, кто был на вечеринки у Келли. Келли…. Как же мне хочется увидеть её и всё у неё узнать. Она – единственный шанс, во всём разобраться.
– Я повторю, что это очень серьёзная травма, теперь вся Ваша жизнь – сплошной риск. Куча противопоказаний, долгое лечение. Вы должны быть счастливы, что та легко отделались.
– Легко? – а врач то шутник. Начинаю психовать, но доктор Эндрюс сохраняет полное спокойствие.
– Да, только представьте. Вы могли бы погибнуть, или лишится возможности ходить. Параплегия, полная потеря памяти, долгая кома. Вам же стоит лишь соблюдать противопоказания и лечение. Ваша жизнь почти не изменится.
– Что, что мне нельзя? – я вновь перебиваю доктора, но сейчас мне не до манер. Я на полном взводе.
– Вам нежелательно долго находиться на солнце, все нагрузки категорически исключить. Любой спорт, йога, танцы – опасны для Вашей новой жизни.
Доктор Эндрюс продолжал перечислять запреты, но я его уже не слышу. Я словно поместилась в вакуум. Уши заложило, боль ушла на второй план. Весь мой мир, вся моя дальнейшая жизнь, разрушились прямо сейчас. Я закрываю глаза, в надежде мгновенно уснуть. Убраться из этого кошмара. Я больше не сдерживаю слёзы. Они льются быстрым ручьём на подушку. Сквозь гул в ушах я слышу крик, и не сразу понимаю, что это я кричу. В палату забегает мама, за ней отец и медсестра. Я бью бессильными руками, плачу, и не могу ничего сказать. Мне ставят укол, но я дёргаю рукой, и маленькая струйка крови, стекает по руке,
***
Я первый раз стою на пуантах, которые мне подарили на Рождество родители. Хореограф хвалит меня, не первый раз за занятие и я расплываюсь в улыбке. Мне пять лет…
Мама уже пришла за мной и стоит в дверях. Я вся вспотевшая и красная от жары, не смотрю в её сторону, чтобы не сбиться.
«Раз-два-три», – повторяю у себя в голове.
Мама улыбается, когда я подпрыгиваю возле станка.
Урок заканчивается, миссис Рокковски, грозно смотрит на нас, говоря домашние задание. Я слушаю её, как заворожённая. Впитываю каждое слово.
Одиннадцать лет спустя.
Играет громкая музыка. Я прилично разбегаюсь, отталкиваюсь от пола и взмываю верх, как птица. Выгибаю спину, вытягиваю ноги. Плавно приземляюсь. Мы ставим мюзикл « Ромео и Джульетта», в современной интерпретации… Моя первая ведущая роль.
– Зря ты ушла из классического балета, – Миссис Рокковски появляется из неоткуда, вовремя перерыва.
– Здравствуйте. Я рад Вас видеть,– она прекрасная. Высокая, статная. Волосы чёрные, затянуты в шишку. Длинное чёрное платье подчёркивает тончайшую талию.
– Не жалеешь? – она кивает в сторону сцены, – Современный балет люди воспринимают совершенно по-другому. Мы с группой ставим «Сон в летнюю ночь», ты бы идеально подошла на роль Титании.
– Ого, это серьёзное произведение. Мне приятно, что вы верите в меня, но я хочу накопить достаточно опыта в разных направлениях, перед тем, как буду поступать в академию. Современный балет – ещё один этап в моей жизни!
– Что ж, у тебя ещё достаточно времени подумать, чего ты хочешь. Не советую часто метаться от одного к другому. Но знаешь, ты можешь попробовать пройти кастинг, в какую-нибудь труппу или мюзикл, и всё пойдёт куда быстрее.
– Я люблю учиться.
Настоящее время.
Я мечтала стать хореографом. Профессионально заниматься балетом. Практически каждый день я упорно тренировалась по пять часов. Танцы были огромной частью моей жизни, и занимали приличное место в моём сердце. Неужели мне придется бросить всё это? Оставить танцы – равносильно для меня, что отрезать и выбросить на мусорку часть своего сердца. Столько сил, слёз и нервов были потрачены, по пути к своей цели. Теперь мне придётся оставить всё это.
Когда у меня случилась истерика, мне вкололи укол успокоительного, и спустя время, я уснула. Я проспала несколько часов, и проснулась, когда отец уехал. С огромным трудом я заставила маму вспомнить о себе и съездить домой, отдохнуть. Ей было необходимо поспать, принять душ – отвлечься от меня.
Ко мне заходила медсестра, молодая, лет двадцати пяти, с огромными губами, накрашенными бледно розовым блеском. У нее был противный, писклявый голосок. Она сказала мне, что я пролежу здесь ещё, не меньше недели, и принесла мне ужин. Есть мне естественно не хотелось, и через некоторое время поднос с нетронутой едой забрали.