Босиком по звёздам
Шрифт:
Я смогла, наконец, встать. Мои ноги сильно отекли, но я могла их чувствовать. Прошла я не много, шагов пять до раковины. Зеркала в палате не было, и до сих пор я не видела, как выгляжу.
Я аккуратно расчесала свои волосы, убрав при этом в косу; в горле мгновенно пересыхало, и, на радость маме, я выпила весь сок.
Я лежала на спине и тупо смотрела в потолок. Моё внимание привлекла трещинка возле лампы. Трещины на зданиях, как шрамы на теле людей. Таят в себе секрет, и напоминают о случившимся. Трещины напоминают зданию о том, как много ему лет, или как давно делали
Почему все думают, что я хотела покончить с собой? Я уверена: это не так. Я не помню, как оказалась на мосту, не помню, почему ушла с вечеринки. Я даже не помню, как прыгнула. Но жить я хотела и ни за что не прыгнула бы специально.
Была уже глубокая ночь, через окно было плохо видно небо: мне мешали деревья, которые тянулись до него, словно хотели забрать себе его и укутать им свои ветки. Всё же мне удаётся увидеть сквозь усыпанные листвой ветви яркую звезду, она отличалась от всех.
Я всегда любила ночное время. Иногда, когда мне не спалось, я открывала окно и садилась на небольшой бордюр, включала «Linkin Park» и наблюдала за звёздами, лишь звук проезжающих машин оставлял меня в реальности. Я всегда восхищалась звёздами, они свободны, их никто не может поймать или достать, до них нельзя дотронуться, ступить на них. Мне кажется, это завораживает и притягивает.
Я пролежала несколько часов, тупо смотря на небо. Потихоньку начинало светать, но мне совершенно не хотелось спать. Я боялась, что замкнув глаза, я снова окажусь в коме. Странно и неприятно осознавать, что ты потерял несколько дней своей жизни. Ты не мёртв, но при этом лежишь бездвижный, а мир тебя не ждёт. День сменяется ночью, солнце – луной, и наоборот. А ты этого не чувствуешь. Кусок твоей жизни просто испаряется. Четыре дня, девяносто шесть часов, пять тысяч семьсот шестьдесят минут и ещё больше секунд… Да, по сравнению с людьми, которые всю жизнь «парят» между жизнью и смертью – это ничто. Но если задуматься, как много я могла сделать, как много можно было изменить, становится горько и страшно.
***
В коридоре больницы раздаётся громкий звук, словно что-то тяжёлое упало. Прислушиваюсь, но больше ничего не слышно. Снова глухой удар. Мне становится любопытно. Сажусь на кровати. Больше не слышно ни звука. С неимоверной болью в голове и в ногах, я всё же встаю, и, накинув на себя толстовку, направилась к двери. Приоткрыв её, я вижу, как мальчик лежит возле инвалидной коляски. Я сразу понимаю, что он упал с неё и не может встать. Медсестра почему-то не идёт, хотя звук падения был громкий.
– Я сейчас позову сестру, – поднять сама я испугалась, ведь не знаю причину, по которой он не может передвигаться самостоятельно, и боюсь сделать что-то не так.
Подбегаю к дежурной стойке, и что я вижу? Медсестра сладко спит, подложив под голову медицинские карты. Как так можно? Спать, когда в любой момент любому из больных может стать плохо и понадобится помощь.
Я решаю не будить дежурную
– Эй, ты спишь? – мальчик медленно открывает глаза, – Сейчас я тебе помогу.
Сначала я решила поднять коляску, чтобы потом посадить его, но стоило мне взять её, как боль появилась и в руках. Я воротила её несколько минут, но мне всё же удалось поставить её так, чтобы она перестала складываться.
– Сзади есть блокировка колёс, чтобы она стояла на месте, – я вздрагиваю от неожиданной реплики мальчика. Голос у него довольно взрослый, но на вид ему не больше пятнадцати.
Смотрю назад, нахожу педаль и давлю её ногой. Раздаётся щелчок. Проверяю: коляска больше не двигалась, а стояла твёрдо на одном месте.
Я обхватываю парнишку руками, сжимая на спине руки в замок. Отрываю его от пола и прижимаю к себе. Делаю шаг до коляски и не спеша опускаю его в сидение.
Кажется, всё это время я не дышала. И теперь выдохнув, я, со спокойной душой, сажусь прямо на пол рядом с креслом. Мышцы на руках заныли, голова закружилась. Откидываюсь спиной на стену и закрываю глаза.
–Спасибо,– тихо произносит мальчик. Я открываю глаза, на меня он не смотрит, а смотрит в пол.
–Пустяки,– с улыбкой отвечаю.
Начинаю подниматься, но затем я чувствую, как ноги подкосились, в глазах резко потемнело и сдавило виски. Я понимаю, что начинаю падать, и не могу удержаться. Резко меня хватают за руку, и я успеваю сама сесть.
–Теперь мы квиты,– произносит мальчик, которого я недавно выручила. Отдышавшись и придя в себя, я, наконец, могу поблагодарить его:
– Это уж точно. Спасибо.
Повисло неловкое молчание. И я решаю попрощаться, когда он вдруг выдаёт:
–Хочешь, покажу кое-что классное?
–Серьёзно, мы же в больнице, неужели здесь есть что-то интересное?
–Ну, да. Я тут уже месяц, поэтому знаю всё. Поэтому сними тормоз с колёс, а потом, я тебе покажу.
Я повинуюсь его словам, и, встав за коляской, поднимаю педаль.
– Ну, что дальше?– он говорит, что нужно идти прямо до конца коридора, затем свернуть налево, и пройти до конца.
Я взялась за ручку коляски, и мы отправились. Спустя минут пять, не больше, мы подошли к стеклянным дверям, ведущим на балкон. Остановившись возле одной из дверей я, обойдя коляску, открываю её.
–Нам сюда можно? – спрашиваю, силой надавив на ручки в низ.
–Наверное, нет, но всем без разницы.
Я продолжила надавливать на ручку, но она не поддавалась.
– Слушай, кажется, тут заклинило,– дёрнув последний раз, я убедилась, что ручка сломана.
– Извини, я что-то задумался. Эта дверь не открывается, попробуй другую, или могу я.
Я повторяю тоже с другой дверью, нота с лёгкостью тут же открывается. Парнишка подъезжает, и я помогаю переехать ему порог.
– Не нужно было, я и сам мог,– мальчик явно раздражён. Наверное, он не любит, когда ему помогают по каждому пустяку.