Порочный босс для тихони

Музыка пьянит похлеще выпитой текилы. Расталкивая танцующих незнакомцев и незнакомок, иду на поиски уборной. Мне надо отдышаться, умыться и посидеть в уголке. Ноги не держат, перед глазами плывет, а сердце глухо и истерично стучит в такт музыке.

Вцепившись в перила стальной лестницы, удерживаю равновесие и часто-часто моргаю, чтобы хоть немного протрезветь и дать сигнал мозгу, что нам надо собраться. Мне тут не место. Вечеринка начинает скатываться во что-то очень подозрительное и пугающее. Танцовщицы в клетках

у потолка стягивают трусики и тонкие топы, оголяя грудь, которой с томными улыбками трутся о прутья. Облизывают губы, разворачиваются задницами и выгибаются в спине, бесстыдно выставляя на всеобщее обзрение девичьи прелести.

Как я тут очутилась? Мозг отказывается раскрывать мне эту тайну, утопая в дурмане выпитого алкоголя, а выпила я, кажется, не стопочку и не две. Перевожу взгляд на танцпол и громко, невоспитанно икаю. К девице с ангельскими крылышками за спиной сзади пристраивается крепкий парень с игривыми рожками на вихрастой макушке и стискивает ее грудь в кружевном бюстье. Имитирует резким движением решительную фрикцию, и его жертва открывает пухлые губы в стоне, запрокинув голову. О, черт, похоже, это не танец.

Так, куда я держала путь? Передо мной останавливается коренастый мужичок и касается моего лица. Отмахиваюсь от его руки, в тихой панике отшатнувшись.

— Нет? — он перекрикивает громкую музыку и поправляет на лице красную повязку с прорезями для глаз.

Испуганно мотаю головой. Что бы он ни имел в виду под коротким вопросом, я против.

— Понял.

Уплывает на танцпол, где жадно присасывается к рыжей красотке с ушками на голове и пушистым хвостом, что забавно помахивает от каждого ее движения под короткой юбочкой. Мужичок ныряет под подол, тискает кису за бледную попу и уверенно хватается за хвост.

— Кошек… — я сглатываю вязкую слюну, — нельзя… за хвост… ты чего творишь?

Он меня не слышит и медленно тянет хвост вниз, и тот неожиданно выскакивает из попы рыжей прелестницы вместе со стальной яйцеобразной пробкой. Сквозь музыку до меня долетает отголосок сладостного стона, и я с изумленным ойканьем бегу по лестнице вверх.

Протискиваюсь на втором ярусе между мужчин, от которых пахнет терпким парфюмом и пряными парами крепкого алкоголя. Чья-то ладонь скользит по бедру, и я вскрикиваю:

— Нет!

Смех. Сладкий, легкий и игривый. Но руку невидимый подлец все же убирает. Оглядываюсь. Лица скачут блеклыми пятнами, что расползаются хищными оскалами.

— А, может, все-таки да?

— Нет.

— Ты разбиваешь мне сердце, милая.

— Простите, — несмело пролепетав, отступаю назад.

— Прелесть какая.

Хохот оглушает, и я ныряю в коридор с черными бархатными стенами. Пробегаю пальцами по приятным на ощупь обоям, и упрямо ковыляю вперед. Бронзовые бра с цоколями и плафонами, имитирующими восковые свечи, двоятся в глазах. И я делаю небольшую передышку, привалившись к стене.

Из-под тяжелого полога доносятся приглушенные стоны и недвусмысленные шлепки. Кто-то рычит и слышу яростное и вибрирующее:

— Кончаю, сука, кончаю!

Бежать

и не оглядываться. Ныряю за угол и ищу мутным взором двери, но их нет. Проемы прикрыты лишь глухими портьерами, чьи глубокие складки бегут от потолка до пола черными водопадами.

— Потерялась? — раздается приторный и липкий голос.

Оборачиваюсь. В пяти шагах от меня стоит голый тощий мужик в белой маске кролика. Кривые ноги с морщинистыми коленями меня пугают не меньше, чем его детородный орган в боевой готовности.

— Нет, — сипло шепчу я и пячусь назад, придерживаясь потной ладонью за стену.

— Ну, как знаешь, — уродливый престарелый кролик пожимает острыми плечами и скрывается за углом.

А я путаюсь в ткани, взвизгиваю, и с криками выпадаю из душного кокона в комнату, утопающую в интимном полумраке. Стою на четвереньках и, задрав лицо к потолку, гляжу на плывущие над головой шары из проволочного каркаса, обтянутого прозрачным красным шелком. Подсвечены изнутри тусклыми лампочками и гипнотизируют теплым сиянием. Вот бы один из них забрать домой и повесить на кухне, чтобы радовал одинокими вечерами.

— О, какая ты старательная, — звучит надменный и насмешливый мужской голос, — сразу в рабочую позу.

Волшебство покидает меня, и шары замирают на месте. Смахнув с лица непослушный локон онемевшими пальцами, неуклюже поднимаюсь на ноги и, покачнувшись, приваливаюсь спиной к косяку.

— Вернись в исходную.

На секунду мой разум проясняется от шелкового и мягкого голоса, и я растерянно моргаю. На низком диване с бокалом, на дне которого скользят и танцуют от покачивания ладони кубики льда, восседает тот, кого я не планировала сегодня встретить. Ноги широко расставлены, белая рубашка расстегнута почти до пупа, а на лице играет пьяная и алчная улыбка. Задержав взгляд на соблазнительном рельефе мускулистой груди, поднимаю глаза.

— Ты меня не слышала? — строго спрашивает он меня. — Вернись, крошка, в исходную позицию. Будь так добра.

Истерично хихикнув, прикрываю рот ладонью. На меня смотрит босс и не узнает. Я бы тоже предпочла не разглядеть Евгения за элегантной черной маской на пол-лица, но холодные голубые глаза в обрамлении густых ресниц узнаю из тысячи, сколько бы я ни выпила.

— Женя на месте? — в приемную заходит Вадим Алексеевич, заместитель Евгения.

По сути, он всю работу за босса и делает, а тот появляется набегами, планерки устраивает, выволочки организовывает и всячески красуется.

— Нет, — вытаскиваю из лотка копировальной машины копию договора об оказании услуг с одним из программистов на удаленке.

— Когда ты его уже приструнишь, Аля? — Вадим Алексеевич смеется. — Где он вообще шляется?

Вадим Алексеевич много шутит в отсутствии босса, а при нем молчит. Ему сорок лет, женат и одарен двумя очаровательными дочками семи и десяти лет. Приятный в общении, только все время отвлекает его бородавка над левой бровью, в которой уже видны седые волоски.