Босс с "прицепом", или Счастье с Чудовищем
Шрифт:
– Ты можешь остаться. Чистые вещи в шкафу. Простыни так же свежие постелены на кровать. Я оставлю тебе ключ, завтра передай его консьержке. Прости, я был несдержан, - повисло гробовое молчание, - я знаю, что это принесет тебе хлопоты, - еще одна порция мучительной тишины, - вот деньги на гинеколога и нужные препараты, завтра можешь не выходить на работу, займись ликвидацией последствий моей несдержанности, - слова с трудом доходили до моего сознания.
Я не поворачивалась. Меня одолела непривычная растерянность. Хотелось раствориться в воздухе, пройти сквозь стены.
В комнате было уже пусто. Где-то далеко щелкнула входная дверь. Приподнялась на локтях, стала оглядываться. На тумбочке лежала увесистая пачка пятитысячных купюр. Подползла к ней. Потянулась рукой, чтобы взять, попутно уговаривая себя не плакать. Но сердце не слушало уговоров, поэтому, так и не взяв в руки денег, рухнула лицом в подушку и разрыдалась, громко крича, как еще недавно от восторга, а теперь от выжигающей боли.
Сколько я плакала, не знаю. Но когда связки осипли, а лицо оказалось в мокрой луже, я опять нашла в себе силы встать с постели.
« Ты на это шла. Не вздумай переживать. Он просто твой мужчина «для здоровья», - твердила себе, как мантру, - «Он не хочет детей. Это на руку. Наташа, радуйся. Все идет хорошо!»
Руки тряслись. От эмоциональных качелей в теле не осталось никаких сил. Передвигаться было сложно. Поэтому просто вернулась в кровать, завернулась в покрывало и постаралась заснуть. Получалось плохо. Но утомление все равно взяло верх. И я забылась сном.
Помня о том, что на работу идти не надо, я не торопилась с пробуждением. Лениво разлепляя веки и оглядываясь вокруг, удостоверившись, что все мне не приснилось, а я в реальности наломала дров, потянулась в кровати и встала с нее. Нужно было привести себя в порядок. Для этого направилась искать ванную комнату. Благо, она нашлась сразу.
Очень долго принимала теплый душ, выливая на себя мужской гель. Этот запах пьянил меня, и я не могла надышаться им. Закончив омовение, завернулась в полотенце, и пошла искать свои вещи. Задерживаться в его квартире не хотелось. Но и голой уходить тоже.
Вещи нашлись в коридоре на тумбочке. Они были аккуратно сложены. Ботильоны стояли на полочке. И вроде ничего не указывало на то, что происходило тут сегодня ночью. Но память сама подкидывала картинки, ощущения, от которых бросало в жар. Схватила вещи и побежала обратно в комнату. Там оделась, привела себя в порядок. И оставалось только решить вопрос с деньгами, что по-прежнему лежали ровной стопкой на тумбочке.
Забрать их я не могла. Было слишком больно. И хотя подтекст их передачи был иной, но все равно чувствовала себя просто женщиной легкого поведения, которой заплатили за работу. Но и не взять, было тоже нельзя. Иван тогда мог расценить это как нежелание решать вопрос, как он это назвал, и мог подумать, что я буду им манипулировать, а может даже шантажировать, возможной беременностью.
Трясущимися руками взяла стопку и не глядя сунула ее в сумочку. Во рту от волнения пересохло. Решила найти кухню, чтобы выпить стакан воды перед уходом. И во время поисков забрела в гостиную,
– Господи, ну что ж я такая непроходимая дура. Ну, почему, почему я топчусь на граблях?
– заорала с остервенением я.
Быстро оделась и выскочила из квартиры, немного задержалась внизу у консьержки. Женщина смотрела на меня с недоумением, когда я объясняла от какой квартиры ключи и кому надо передать. Оно и понятно. При живой жене, девица из квартиры выходит. Стыд отравлял мою кровь. Мне хотелось бежать. И заминка с пожилой женщиной, которая слабо понимала, что от нее хотят, сильно раздражал. Мне нужно было срочно домой. В убежище, в свою берлогу.
Глава 12
Иван
После того, как оставил Наталью в квартире, отправился домой. Надо было хоть немного поспать и поменять одежду перед началом рабочего дня. Но уснуть мне не удалось. Отголоски пережитых эмоций как фантомные вспышки будоражили кровь. Раздумья о том, что не поговорил с ней, что не подумал о контрацепции, лишали сна окончательно. Поэтому утро было условным, для меня это был один большой нескончаемый день. О котором сожалел, но и безумно хотелось повторить.
Дети с утра были достаточно благодушны. Щенок был вялым, но все равно ласковым к Степану и Эмме.
– Папа, можно я останусь с Шариком? – спросил меня сын за завтраком.
– А какая причина необходимости твоего постоянного пребывания с ним? – спросил спокойным тоном.
– Шарику плохо. Он болеет, у него нос сухой и влажный, - вздохнул печально он.
– Это нормальная, ожидаемая реакция, ты чем ему поможешь? Будешь сидеть слюнявить и дуть на нос? – все таким же ровным голосом спросил я.
Эмма звонка рассмеялась. Этот звонкий, веселый смех, как колокольчик полетел по столовой, отражаясь от стеклянных поверхностей. И как осколки впивался мне в мозг, напоминая смех другого человека, той самой девушки, что еще смеялась, точнее, была способна смеяться, до моего общения с ней.
– Пап, ты чего? – вырвал меня из задумчивости Степан.
– Чего? – непонимающе отозвался машинально я.
– Ты испариной покрылся, побледнел, тебе плохо, как и Шарику? Тебе надо тоже остаться дома! – проявил заботу ребенок, подошел и потрогал мой лоб, - холодный, - вытирая ручку от пота с моего лба, констатировал сын.
– Все хорошо, Степ, я в порядке, - постарался успокоить детей, - я поеду на работу, а ты останься с другом. Только уроки потом сделай.
Вместо радости на лице мальчика отразилось удивление! Он смотрел на меня немигающим взглядом и даже чуть приоткрыл свой маленький рот.
– Эмма, пригляди за мальчишками и няней! Будешь сегодня за старшую! – пошутил я, но малышка приосанилась и вздернула свой маленький носик.
Улыбнулся такой картине. «Хоть эта егоза и похожа на Кристину, но характером она точно не в мать. Может, что путное и получится из этой девочки» - подумал я.