Ботоксные дневники
Шрифт:
Я больше не могу ни о чем думать. Жак расстегивает на мне блузку, я не сопротивляюсь. Он проводит пальцем по моей груди, и я едва не задыхаюсь. Вероятно, два или три фунта из тех шести, что я набрала за последние годы, осели на моем бюсте, потому что, когда он, расстегнув на мне лифчик, отступает на шаг, я вижу вспыхнувшее в его глазах удивление.
— Ты даже красивее, чем раньше, — говорит он.
— Старше.
— И красивее, — повторяет Жак.
Я едва удерживаюсь, чтобы не сказать, что груди у меня уже не такие упругие, как раньше, а веснушки над ними дерматолог
Вместо этого я позволяю Жаку расстегнуть молнию на моей черной шелковой юбке и снимаю ее одним плавным движением, вместе с утягивающим поясом.
— Это несправедливо, — протестую я, потому что он все еще одет, а я стою перед ним в одних черных кружевных трусиках.
Но он не спешит. Жак вообще никогда не торопится. Он целует мои груди — сначала легонько, потом более настойчиво, и его бедра прижимаются к моим. Я начинаю раздевать его, а он подводит меня к ванне. Я пробую ногой ледяную воду, издаю негромкий крик и смеюсь.
Жак тоже смеется, потом жестом сэра Уолтера Рели [27] расстилает на полу полотенце. Он изменил свой план и решил начать не с воды, а с суши.
— Пол все равно очень жесткий, — возражаю я, в душе ругая себя за то, что не купила плюшевый коврик производства «Филдкрест», удовлетворившись продукцией «Таргет».
Жак придвигается ко мне и берет мое лицо в ладони.
— Так куда же мы пойдем, mon amour? — спрашивает он.
Я смотрю на его почти обнаженное гладкое мускулистое тело и с удивлением слышу собственный шепот:
27
Уолтер Рели (1552–1618) — английский мореплаватель, писатель, историк. Фаворит Елизаветы I. По В. Скотту, когда карета королевы завязла в грязи, расстелил перед Елизаветой свой плащ.
— Знаешь, у меня очень, очень мягкая кровать.
Спустя несколько часов, еще не совсем проснувшись, я обнаруживаю, что мы с Жаком заснули так, как засыпали каждую ночь все те годы, — прижавшись друг к другу в тесном уютном переплетении рук и ног. Я чувствую тепло его тела и тяжесть его бедра на моей ноге. Он тоже просыпается и начинает поглаживать мои плечи, потом кладет руку мне на грудь. Я открываю глаза и вижу Жака, который смотрит на меня с нежной улыбкой.
— Ничего не изменилось, mon amour, — тихо произносит он. — Я по-прежнему люблю тебя.
Я придвигаюсь к нему и прижимаюсь лицом к его груди:
— Жак, ты замечательный. Такой же замечательный, как раньше.
Часы показывают всего четыре утра, но я вспоминаю, что ему уже пора вставать: у него билет на семичасовой рейс «Эр Франс». Я и готова к тому, что он совсем скоро уйдет, — и не готова.
Жак нехотя поднимается и начинает одеваться. Я тоже встаю и нетвердой походкой иду к гардеробу. Проигнорировав свой повседневный ворсистый халат, нашариваю шелковый, купленный в «Виктория сикрет», который тысячу лет провисел в шкафу без дела.
Жак останавливается на полпути и возвращается ко мне.
— Ты
— Тебе… пора… Ты опоздаешь на самолет… — бормочу я между поцелуями.
— Мне все равно, — отвечает он. — Я не хочу тебя отпускать.
Но вот он обнимает меня за талию, и мы медленно спускаемся по лестнице. Перед входной дверью мы застываем в последнем долгом поцелуе, после чего он берет мои руки в свои.
— Мне кажется, что мы никогда не расставались, mon petit chouchou, — нежно говорит он. — Итак, решено. Через три недели я вернусь, и мы больше никогда не расстанемся. На этот раз мы не повторим прошлых ошибок.
Мне очень хочется верить Жаку, и я целую его, не произнося ни слова. «Больше никогда не расстанемся» — это звучит чертовски заманчиво.
5
Почти сразу после того, как Жак уходит, я проваливаюсь в волшебный, фантастический сон. Несколько блаженных часов его ничто не нарушает, но потом в мою спальню вбегает Джен, волоча за собой фиолетовый рюкзак, черную дорожную сумку, красный матрасик и розовую подушку с вышитым на ней словом «Принцесса». Дочь экипирована так, словно совершала переход через Гималаи, хотя на самом деле всего лишь ночевала у Лили.
— Как прошел вечер, мам? — спрашивает она.
Я быстро сажусь, чтобы Джен не догадалась, что я только что крепко спала и она меня разбудила. Внимательно посмотрев на свою большую дочку, я улыбаюсь про себя. На шее у нее болтаются наушники от плейера «Американ герл», в руках — стопка журналов «Космогерл!». В свои одиннадцать лет Джен прекрасно знает, что скоро станет девушкой. Хотя играть в куклы ей пока еще нравится ничуть не меньше, чем читать о мальчиках.
— Вечер прошел замечательно, — отвечаю я, подавляя зевок. — Но, похоже, я еще не совсем пришла в себя.
— Ты занималась сексом? — Джен небрежно бросает свой скарб мне на кровать.
Я судорожно кашляю. Интересно, она просто высказывает догадку или, прокравшись ночью к дому, подглядывала в окно? Скорее всего я допустила ошибку, сказав Джен, что собираюсь встретиться со своим бывшим мужем. Ведь во всех книгах написано, что одиноким матерям не следует слишком доверять своим детям. Поэтому я делаю то, что на моем месте сделали бы большинство женщин, — лгу.
— Ну конечно, нет, дорогая. Ведь незамужние женщины не занимаются сексом, разве ты забыла?
Видно, придется запретить ей смотреть сериал «Друзья». Как сможет она мне поверить, если на телеэкране одинокие женщины, наоборот, развлекаются вовсю?
— Жак просто старый приятель, — добавляю я.
Джен вполне удовлетворена.
— Это хорошо, — весело говорит она, — потому что мы с Лили нашли тебе мужа получше.
Получше? Меня подмывает сказать, что Жак не так уж плох, если на то пошло. Но я не хочу делать то, что в книгах о воспитании детей называется «сообщать лишнюю информацию», поэтому откашливаюсь и беззаботно чирикаю: