Бой - баба
Шрифт:
Как бы ни был силен сумасшедший, но против обрушившейся с размаху на затылок рифленой рукоятки даже он не устоял. Это подскочивший сзади второй «шестерка» рубанул немилосердно, спасая бьющегося в агонии старшего братка.
Дальше дело у торпед пошло легче. Пока старший, кашляя и отплевываясь, держал под прицелом поспешно приводящую себя в порядок Александру; младший шустро обежал всю квартиру.
Завопил радостно, обнаружив на кухне связанного чечена:
— Ну, блин, песец! Глянь, Петруха! Муратку без нас упаковали. Прям
С заткнутым в расшеперенный рот кляпом главарь наркодельцов мог только невразумительно мычать и бессмысленно таращить потерявшие поволоку агатовые глаза.
Одна-единственная мысль билась в мозгу сподвижника «героического» Басайки: «Лучше бы ментам попался. Те бы хоть жить оставили».
В разгромленную квартиру степенно и достойно вступил городской пахан. Прикрыл за собой аккуратно дверь, глянул с усмешечкой на растрепанную хозяйку.
Выслушал доклад довольных собой качков, тоном добродушного папаши выговор красавице сделал:
— Ну что, Саня, докроила? Не надо было тебе носик длинный повсюду совать. Не бабье это дело — с ворами тягаться.
Тупорылый, с квадратным носком, начищенный башмак авторитета коснулся воскового лица маньяка-убийцы:
— Во чудо! И этот, значит, туда же клеился. А говорили — не стоит у Толика. Врали, выходит.
И снова сжавшейся под свинцовым взглядом Александре:
— Ты, подруга, совсем взбесилась. Полгорода под подол затащила. Свербит у тебя там, что ли?
Артист великий пропал в воровском «смотрящем». Актер талантливый. Склонился он над еще одним распростертым телом, изобразил мастерски любознательного экскурсанта. Протянул почти с искренним удивлением:
— Это что за мать твою ити?
— Тот мужик, что от нас отбился, — неохотно признался один из «шестерок». Пнул с неожиданным остервенением валяющегося ничком обидчика:
— Мы ж тебе рассказывали, пахан.
— А с виду не скажешь, — опять засквозили отеческие нотки в рокочущем басе «положенца». — Ловкий бес. Кто ж его вырубил-то, гвардейца?
Глянул насмешливо авторитет на понурившихся торпед:
— Ясно море, что не вы. И Мурата, думаю, он повязал. Единственный в этом шалмане, достойный уважения.
Снова к женщине повернулся:
— Дура ты, Санька. Вышла б за этого ухаря замуж, мозги бы нам не полоскала. А то собрала одну шушеру, покою от тебя никому нет. Че там базарить: все бабы — дуры. Ни хрена тямы не хватает.
На кухне вор превратился в самого себя. Опасного, хищного, злорадно беспощадного.
Изогнул губы в волчьем оскале, доставая вороненый ствол с уже навернутым глушителем:
— Ну че, зверек отмороженный? Доигрался?! Круче всех себя мнил, дерьмо!
Выпущенная с двадцати сантиметров пуля пробила взмокший лоб чеченского террориста. Где-то за окном вспорола ночную тишину коротенькая автоматная очередь. Бухнул пистолетный выстрел.
Мгновенно преобразившийся «положенец» резко взмахнул рукой:
— Марш
«Шестерки» дружно затопотали ногами, кидаясь наперегонки к лифту.
Оставшись один, воровской «смотрящий» снова вошел в роль. Теперь отвергнутого, но не смирившегося рокового воздыхателя. Театральным жестом вскинул на вытянутой руке пистолет, воскликнул с апломбом, как на сцене:
— Красивая ты баба, Александра. Жаль, не моя. Прощай!
Два выстрела слились в один. Поднявшийся по лестнице передовой омоновец действовал автоматически, на уровне подсознательного рефлекса.
Увидел метящегося в женщину массивного мужика и не раздумывая пулю в широкую спину всадил. Мазнул взглядом по переполненным ужасом пронзительно синим глазам — развернулся стремительно, готовый немедленно открыть огонь на поражение.
Катнулся с глухим стуком отброшенный в сторону дымящийся пистолет. Так и не поднявшийся с пола Виктор молча показывал пустые руки.
«Шестерок» повязали всех до единого. Жестко, без великосветских реверансов. С обычным мордобоем, вывернутыми до хруста руками и неизменно сложносочиненным матом.
Вляпались в облаву и трое чеченских боевиков. Прочие предпочли благоразумно ретироваться. Джигит на свободе всяко лучше арестованного. Даже если свобода куплена ценой братьев по джихаду.
Спустившиеся на лифте подручные Камыша исключением не стали. Старший следователь прокуратуры видел, как валтузили двух торпед, предварительно ткнув носами в грязный кафель лестничной площадки.
Прыгнул в освободившуюся кабинку, успев мимоходом подумать: «Полегче бы надо. Опять весь подъезд в кровище вымажут».
Выдохнул прокурорский с облегчением, вбежав вслед за командиром ОМОНа в квартиру Александры. Жива красавица. Мужику какому-то голову бинтом обматывает. Автоматчик в тяжелом бронике рядом стоит.
Осмотрелся следователь. Работой привычной занялся. Свидетелей на скорую руку опросил, картину произошедшего представил.
Окинул перевязанного мужчину привычно недоверчивым взглядом, документы тщательно проверил. Задал животрепещущий жгучий вопрос — как он здесь оказался?
Улыбается, морщась, отпускной офицер. Я, говорит, даму провожал. Не думал никогда, что в городе детства столько бандюг развелось. Куда только власти смотрят?
Обиделся прокурорский. Сказал — мол, боремся, как можем. А разным пришлым не пристало замечания скороспелые представителям органов делать. Не знаете криминогенной обстановки — лучше помолчите. Без вас разберутся.
Но тут красавица непрошено встряла. Совсем женщина такт потеряла. Выкрикнула с возмущением:
— Что вы к Человеку пристали, Сережа?! Не видите, раненый? Лучше вон тем займитесь!
Тоненький пальчик ткнул в скованного наручниками Толика:
— Вот он — ваш маньяк! Все мне рассказал! И как Володю убил, и Гаврика с Антоном. Брата даже не пожалел!