Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
Шрифт:
– Да не так плотно. В один слой, - отвернул край полотенца Майгатов и за плечо усадил страдальца на стул.
– Я ж думал, что притолока окончилась, а там... оно... решетка еще, однако, - проокал фельдшер и сел поудобней, сдвинув на груди коричневый футляр "ФЭД"а.
– Добры дэнь. Рады вас знов побачити, - отозвался от двери еще кто-то.
Майгатов обернулся и ожег взгляд огненной шевелюрой.
– Перепаденко!
– Так точно, товарыш старшы лыйтинант!
– Главстаршиной уже.
– Та так зробылось, - смутился
– Хотилы щэ й мэдаль дати, алэ щось не склалось. Так ось главстаршыну далы.
После рукопожатия увидел, что в прихожке стоит еще кто-то высокий и крепко скроенный. Полумрак смазывал черты лица, да и возбуждение, неожиданно нахлынувшее от встречи с Перепаденко, с последним, кого он видел на борту "Альбатроса" перед забытьем, перед пленом и всеми последовавшими потом кругами ада, мешало сосредоточиться. И все-таки по усам, по одним лишь смоляным усам он узнал:
– Жбанский?
– Так точно, - шагнул старший боцман в секретку.
– Здравия желаю!
Он всегда, по мнению Майгатова, был слишком военным. Но военным лишь в первые минуты общения, а чуть позже, уже через десять минут разговора, становился болтливее самой болтливой женщины. И в эти минуты уже ничего не оставалось в нем военного. Кроме, пожалуй, гренадерских, в два пальца толщиной, усов да погон.
– Да ты - старший мичман!
– посмотрел Майгатов и на погоны. Хотя мысленно отметил, что не только погоны изменили внешне Жбанского, а и чуб, который он теперь зачесывал не наверх, а вниз, эдаким навесом надо лбом.
– За выполнение задания, - тоже посмотрел на три звездочки на погоне.
– За спасение на шлюпке тех гражданских, с "Ирши". Мы потом с ними...
– Понятно, - остановил начинавшийся словесный поток.
– Теперь вы, Жбанский, и вы, Перепаденко, - понятые. После окончания осмотра вы должны будете засвидетельствовать все факты и результаты действий, при которых присутствуете. Любой из вас вправе делать замечания по поводу произведенных действий и вносить их в протокол. Вопросы есть?
– У матросов нет вопросов, - пошутил Жбанский.
– Хорошо. Начнем с фотографирования.
Фельдшер положил ледяной сверток на стол, отстегнул кнопки на футляре, и на его груди остро блеснул объективом старенький "ФЭД".
– Теперь, окромя ушиба, ишо и обморожение будет, - напомнил о своем пострадавшем лбе, сделал странное движение головой: то ли принюхался к воздуху, то ли послушал его, и молниеносно установил выдержку и диафрагму на аппарате.
– С чего начнем, товарищ старший лейтенант?
– По порядку. Общий вид. Потом... потом дверь, решетку, замки... И второй раз не грохнись. Не забывай про свои два метра...
Под громкие щелчки, предваряемые каким-то странным шипением, фотоаппарат начал свою работу по остановке времени, а Майгатов вспомнил, что Татьяна так и не досказала всю историю.
– Что дальше-то было?
– грациозно поправила она крашеные под каштан
– Ах, да! Прибежала, а тут такое! У моряка-часового кровь на затылке. Сам еле стоит. Говорит, что его под утро кто-то по голове огрел, и он потерял сознание. Двери нараспашку, решетка открыта. Как вошла - сразу поняла: приемник украли.
– Помедленнее, - попросил Майгатов, который записывал показания и не успевал за скороговоркой Татьяны.
– Какой марки приемник?
– "Океан". Хороший приемник, хоть и почти пятнадцать лет ему. Сто раз падал, кнопки все замененные, с правого боку зеленой краской замазан, а ему хоть бы хны. Работал, как миленький.
"Господи!
– в сердцах подумал Майгатов.
– Из-за такой рухляди сыр-бор разгорелся!
– и тут же одернул себя.
– Не в приемнике дело, а в том, что секретку вскрыли. И доллары еще..."
– А деньги? Где деньги лежали?
– Здесь, в ящике, - с неожиданной легкостью подскочила она к столу, стоящему у окна, рванула верхний ящик, и он, вылетев из пазов, с грохотом упал на пол.
Пустые, с давно истертыми под корень огрызками помады, пластиковые футляры, ссохшиеся в камень тени для век, ножнички со сломанными кончиками, круглые, давно вышедшие из моды клипсы, пару десятков разнокалиберных и разноцветных пуговиц, бусинок, брошек и еще чего-то яркого, пестрого, ненужного, - все это горохом сыпануло по полу. Пунцовая Татьяна, онемев, стояла над открывшейся всем тайной и смотрела на эти побрякушки с видом человека, впервые их увидевшего. Ей очень хотелось вернуть время назад, к той секунде, когда ее рука рванула злополучный ящик, хотелось, чтобы никто так и не узнал, какой хлам хранит она в ящиках, но время не хотело возвращаться. Оно было обычным и могло только усилить стыд, а не спасти от него.
– Соберите, - кивнул Майгатов морякам.
Перепаденко согнулся в три погибели и пальцами, как граблями, стал сгонять побрякушки в одну кучу. Жбанский в углу даже не пошевелился. Он оттолкнулся спиной от стены только тогда, когда Перепаденко сгреб цветной мусор в кучу. Подошел, поднял ящик, прижал его к животу и приказал моряку: "Ссыпай."
– Товарищ мичман, - хмуро попросил Майгатов Татьяну.
– Не делайте никаких резких движений. Нам нужно было ящик сфотографировать, а теперь он вроде бы и не тот ящик.
– Да нет! Тот же!
– ожила Татьяна, как только ящик вошел на прежнее место.
– И все внутри... то же. А пятидесяти долларов там нет. Одной бумажкой.
– Откуда она у вас?
– Обменяла. На "аллейке", перед рынком...
– А что там: толчок?
– как обладатель долларов, Майгатов сам заинтересовался местами, где они еще могут быть.
– Зачем же? Киоски стоят. Культурненько так. Обмен по курсу.
– По курсу? А сколько сейчас за доллар дают?
– Что значит, дают? Кто их сдает? Их только покупают... Где-то по семнадцать тысяч купонов за один доллар.