Бой без правил (Танцы со змеями - 2)
Шрифт:
– Как расследование?
– зачем-то спросил Молчи-Молчи. Как будто ему уже все не доложили в тонкостях.
– Потихоньку, - тоже присел на деревянный ограничитель койки.
Помолчали. Каждый - о своем.
Молчи-Молчи сидел мумией. Выходило похоже, что это Майгатов пришел к нему, и теперь особист, тяготясь его присутствием, ждет, когда же он уйдет. И вдруг маска мумии дрогнула. Звонок, вонзившийся в каюту, по трансляции, дернул его щеки, блеклые, птичкой, губы, оживил серые капли глаз. После паузы прошел второй звонок, третий... На них особист уже не реагировал. Наверно, как и Майгатов, мысленно считал...
Обратные шаги Анфимова и глухой, как удар кувалдой, топот Бурыги не замерли у его двери, продлились дальше, явно до командирской каюты.
Внутреннее напряжение спало. Наверно, и у Молчи-Молчи тоже, потому что он вдруг чуть громче своего привычного пришепетывания спросил:
– Тебе этот матрос... Голодный... как?
Майгатов ответил пожатием плеч.
– А мне он не нравится. Я врача в санчасти попросил у него кровь на анализ взять. Он даже не понял, зачем...
Майгатов тоже не понял, зачем?
– А чертежники тебе - как?
– Они дали показания, что спали. И спали, видно, крепко, раз часовой их не мог разбудить...
– А, может, не спали?
– и собрал хитрые-прехитрые морщинки возле углов глаз.
– Думаете, это... они?
– Я не думаю. Я прорабатываю версии...
– Ради старого радиоприемника?
– подначил Майгатов.
Но мумию трудно подначить. Только глаза стали уже, а губы сжались плотнее, как у волка перед атакой на отбившуюся от стада овечку.
– Ради истины.
– А вы ее знаете?
– Пытаюсь понять. И, боюсь, она - в сейфе...
– В каком?
– зачем-то посмотрел на старенький ящик-сейф в своей каюте Майгатов.
– В том, с которого сорвана печать.
– Но там же все на месте.
– А, может, хотели взять то, чего там не было...
Майгатов задумчиво сдвинул брови, и тут дверь отшвырнули нараспашку. Она с грохотом ударила по койке со сразу всхрапнувшим Силиным и открыла вид на разъяренного Бурыгу, за которым еле угадывалась огненная шевелюра Анфимова.
– А-а, товарищ Сюськов, - смягчился Бурыга.
Оба офицера стояли по стойке "смирно". Только Майгатов одной спиной, вдоль по стальному брусу старался задвинуть шторку над верхней койкой.
– Как расследование?
– не входя, бахнул из коридора Бурыга. Он даже пустых бутылок на столе не замечал.
– Идет по плану, товарищ капитан второго ранга!
– по-солдафонски четко доложил Майгатов, который уже успел закрыть вискозной шторой лицо Силину и полтуловища.
– Вечером доложишь! А ты, - повернулся к Анфимову, - со своей секреткой разберись. Бардак по высшему сорту! Хранишь то, что давно положено сдать. Мне уже сверху пригрозили проверкой всех секретных частей на кораблях. А ты, - снова вспомнил о Майгатове, - не тяни резину с этим делом. Купим этой дуре новый приемник - и ныть не будет. Кор-роче, в двадцать ноль-ноль - ко мне с докладом, - и загрохотал по мыльной, поканой палубе "Альбатроса" к берегу.
5
Перо дернулось и выпустило из-под себя черную каплю.
– Ну, ск...колько м...ожно мочалками р...исовать, - возмутился
Клякса жирным, дегтевым пятаком висела в той колонке, над которой стояла надпись: "Хищения личного имущества". Чертежники уже вторые сутки рисовали огромную, в три метра длиной и два метра шириной, план-схему состояния воинской дисциплины в бригаде за девять месяцев года. Больше всего времени ушло на графу "Самовольные отлучки и уклонения от воинской службы". Немаленькой вышла и графа "Хищения государственного имущества", которую закрывала самая свежая надпись: "Пропажа горюче-смазочных материалов (следствие закрыто ввиду отсутствия доказательств)" . А вот колонка "Хищения личного имущества" была, как и год, как и два года, как и десять лет назад, девственно чиста. Пропавшие деньги, часы или "гражданка" офицеров никогда не волновали командиров высокого уровня, а потому и не заносились в схему. А если бы их однажды записали, то перетяжеленная бумага, наверное, грохнулась бы оземь со стены. И вот теперь приходилось по приказу Бурыги записывать в пустую колонку глупую фразу про приемник и пятьдесят долларов.
– Пы... просил выдать н...новые перья... Без т...толку, - уже потише проговорил старшина.
– Чего ты психуешь?
– грубо спросил сидящий на пустом столе годок и сощурил и без того маленькие, как смородинки, глазки.
– Небось, от того старлея в штаны наложил?
– Да не-е, Т...аньку жалко...
– Ну, пойди ее пожалей. Только чихать она на тебя хотела. У нее свой ухажер есть. Такой амбал, что тебя одним пальцем завалит...
– Моя пайку плинес!
– ввалился в комнату бурят с нанизанными на стальной держак кастрюльками.
– Жрать ужасно будем!
– О! Побакланил!
– ловко спрыгнул годок со стола, приподнял крышечку и втянул носом запах.
– Рассольничек! А там?
– Гречка с мясом, - ответил бурят с таким важным видом, будто он сам ее варил, а теперь вот соизволил угостить.
– Не туфти! Откуда там мясо? Если есть пару ниток - и то хорошо. Короче, я их "забил"...
– Хоросо, - обреченно согласился за обоих бурят, который и без того уже знал, что мясо, - если оно попадется, - годок все равно заберет себе.
– Может, р...ассказать все этому ст...тарлею?
– тихо, словно у самого себя, спросил старшина.
– Ага! Пойди, посиксоть! Потом мамочке будешь из зоны письма катать. Ушел, мол, мама, в дальний поход, в такой дальний, что должны мне за него орден дать... Татуированный. На груди...
– Зачем ты?!
– А то, что притухни!
– гаркнул годок,грохнул кастрюльку на стол, ссыпал пластиковые тарелки и приказал, хоть и не был он здесь старшиной: Садитесь хавать! "Баклан" стынет.
Заика подчинился.
Три ложки работали вразнобой. Две быстро, как ковши у землечерпалки, а третья - точно в замедленном кино.
– Все р...авно Т...аньку жалко. От...странят теперь ее от дол...лжности. Сто пр...оцентов, - глядя на обод синей пластиковой тарелки, почти прошептал старшина.
– Еще один значок на память подвесить?
– раздраженно покачал головой годок.
– Или так врубишься?
– Иешь, зэма, иешь, - попытался успокоить старшину бурят и посмотрел на красного червячка ссадинки на его виске.