Бой на вылет

Евтушенко Алексей Анатольевич

И не пьянел.

И улыбался.

Господи, лучше бы он плакал!

Что-то висело в атмосфере, и мне становилось всё больше не по себе. Теперь-то я понимаю, что чуяла, всем своим женским нутром чуяла приближение развязки.

Мальчики несколько раз недоуменно переглядывались между собой и — спасибо им! — не налегали особо на спиртное. А я пила. И чем больше пила, тем больше трезвела. Вернее не трезвела, а… настораживалась, что ли.

— Кстати! — в какой-то момент воскликнул Лёнечка. — Игорь, ты бы рассказал нам, старым

друзьям Ирины, как вы познакомились (он мне незаметно подмигнул). А то она скрывает. Или это тайна?

— Я не помню, — просто, как «налей», сказал Игорь.

— Не помнишь, как познакомился с Ириной? — делано рассмеялся Паша.

— Не помню, — механическим каким-то голосом повторил Игорь и неловким прерывистым (я вспомнила это слово — дискретным) движением подцепил на вилку кусок тушёного мяса.

— Э-э, может быть, ты, Ирочка, всё-таки раскроешь нам тайну сию? — опять подмигнул мне Лёня.

Я снова рассказала им про поздний вечер, снегопад и удар трамваем в голову.

Ребята слушали с показным интересом.

— Романтическая история, — усмехнулся Лёнечка. — И как теперь голова? Не беспокоит?

— Все нормально, спасибо, — Игорь повернулся на стуле и включил телевизор.

И тут я заметила неестественную мертвенную бледность растёкшуюся по его лицу. Ту самую бледность, которую я уже видела однажды в день нашего знакомства.

— Игорь, — сказала я, — ты… ты хорошо себя чувствуешь?

Он обернулся и посмотрел на меня угасшими пустыми глазами.

— Всё нормально. Спасибо, — повторил он и снова повернулся к телевизору.

— Пошли, Лёня, на кухню. Покурим, — Паша поднялся с дивана. — Игорь, ты не куришь?

Игорь не ответил. Даже головы не повернул.

— Не курит он, — сказала я, испуганно глядя на мальчиков.

Лёня явно растерян, Паша хмуро озабочен.

Ладно, мальчики, подумала я, идите, посовещайтесь.

Мальчики удалились на кухню, Игорь замер перед включённым телевизором, а я, прихватив пустой тонкостенный стакан, незаметно скользнула в ванную.

Есть такой старый, веками опробованный способ подслушивания, о котором, кстати, мне в своё время поведал Лёнечка.

Нужно взять пустой стакан и приложить его донышком к стене, за которой идёт интересующая вас беседа, а открытым концом — к уху, которым вы желаете данную беседу услышать. Я никогда раньше не пробовала, но способ действительно оказался вполне хорош. Особенно для панельного дома.

Я слышала все. Вернее, почти все. Голоса мальчишек на фоне какого-то равномерного шума (похожий шум живёт в обычной морской раковине-рапане) звучали далеко-далеко, но, тем не менее, довольно отчётливо.

— Ну, — сказал Паша, — какие будут соображения?

— Не пойму, — забубнил Лёнечка, — Странный он. Очень странный. Ирка права, — есть в нём что-то жутковатое. Не преступное, нет. Что-то другое. А вот что — не пойму никак.

— Вот что, Лёнька, — голос Пашки зазвучал решительно и жёстко, —

его каким-то образом обязательно нужно определить к нам в больницу. На всестороннее обследование. Не нравится он мне. С медицинской точки зрения не нравится, понимаешь? Этот удар трамваем в голову…

— Пока не понимаю, — сказал Лёнечка. — И потом, как ты его положишь в больницу, если он, например, сам не захочет, и у него нет документов?

— Это не важно. И класть вовсе не обязательно. Я мог бы договориться с коллегами, чтобы они в приватном, так сказать, порядке… А Ирина со своей стороны постаралась бы его тоже уговорить. За ручку бы отвела. Понимаешь, я уже почти догадался. Но это предположение настолько невероятно, что… — он умолк.

— Да ладно. Колись уж до конца, раз начал, — сказал Лёнечка.

— Понимаешь, — голос Паши стремительно стал падать до шёпота, — мне кажется, что он…

Дальше мне, как я ни старалась, не удалось ничего расслышать, — шёпот мой примитивный «звукоуловитель» не улавливал.

— Не может этого быть! — воскликнул за стеной Ленечка.

И тут из комнаты послышался звон и грохот…

* * *

Я сидел и обалдело глядел на Пашку, безуспешно стараясь переварить услышанное. Всем своим видом Паша демонстрировал, что он отнюдь не шутит, но услышанное перевариваться всё равно не хотело. Горящая спичка, которую я перед этим зажёг с целью прикурить сигарету, обожгла пальцы. Я швырнул её в пепельницу и воскликнул:

— Не может этого быть!

И тут из комнаты послышался звон и грохот…

…в коридор я выскочил первым, так как сидел ближе к кухонной двери, и там, в коридоре, немедленно столкнулся с Иркой, которая как раз вылетела из ванной комнаты. В правой руке она почему-то держала пустой стакан…

В комнате, привалясь головой к опрокинутому столу, среди остатков салата и битой посуды лежал Игорь.

Нет, вру. Не просто лежал. Он делал попытки встать. Его ноги загребали по полу, руки совершали какие-то совершенно невообразимые, абсолютно раскоординированные движения. Помню, левой он слепо шарил по воздуху перед собой, словно пытался найти невидимую опору, а правой быстро-быстро елозил среди осколков, как будто ловил какое-то шустрое насекомое… Его голова дёргалась вперёд и назад, ударяясь при этом о столешницу, а мимика лицевых мышц…

О, Господи!

Не дай мне ещё когда-нибудь увидеть подобное.

Словно пьяный дьявол управлял его лицом. Оно, это лицо, одновременно хохотало и гневно хмурилось, ласково улыбалось и печалилось неизбывной печалью. Великое горе омрачало одну его половину, а хитрость и кокетливое лукавство корёжили вторую.

— Что это, Лёнечка?! — Ирину затрясло, и она больно вцепилась мне в плечо. — Помогите ему!

— Бесполезно, — сказал Паша, с профессиональным интересом наблюдая за происходящим. — Ему может помочь только пистолет. Да и то — неизвестно.