Боярышня Дуняша 2
Шрифт:
— Все жители собираются в эти часы и волнуются за сражающихся, — с удовольствием продолжил рассказывать Еремей, — а потом расходятся по шатрам на площадях, чтобы обсудить увиденное.
— Так-так-так, — встрепенулась Дуня. — Ишь как всё деловито! Что за шатры?
Довольный произведённым эффектом, дед важно пояснил
— В воскресные дни по повелению княгини на всех площадях ставят шатры с горячими напитками и закусками. Угощение готовят княжеские и боярские слуги и соревнуются между собой. Люди знают об этом и стараются успеть везде
— Я не поняла — бесплатно, что ли, пробуют?
— Да какое там! Но кто ж пожалеет денег, чтобы попробовать княжеский мёд или пирог? И я тебе по секрету скажу: княжеский казначей прямо светится от довольства в эти дни.
Еремей вытянул руку вперед и демонстративно начал загибать пальцы по мере перечисления новых способов пополнения казны.
— Бояре арендуют место на площади, — один палец согнулся, — чтобы там поставить шатёр, который тоже арендуют у князя, — к первом пальцу быстро добавился второй.
— Княжьи слуги сами ставят его и приглядывают, чтобы добро не испортили, — третий палец присоединился к первым двум, показывая, что пригляд не вошел в стоимость места и аренду шатра. — Добавь к этим доходам налог с проданного за воскресный день, который не уменьшишь, если хочешь победить, — сложенные пальцы уже походили на кулак. — Потому что побеждает тот, у кого больше других выпили и съели. Подсчёт выручки и есть голосование.
— Голосование рублем! — воскликнула Дуня.
— Так и есть! Хитра и рачительна наша княгинюшка!
— Деньги не великие для княжьей семьи, но приятные во всех отношениях, — согласилась внучка.
Еремей рассмеялся. Знала бы егоза, как радуются бояре, когда в воскресный день их слуги делают наипервейшую выручку! Те же Плещеевы тысячами ворочают, а в воскресенье всей семьей идут в свой шатёр, покупают свою же медовуху с пирогами, а вечером нетерпеливо считают, сколько наторговали в шатре. А потом всей толпой идут слушать, сколько продано у других, и до драки доходит, если их кто-то опередил. Очень уж лестно высокородным боярам обойти князя хоть в малости и быть у всех на слуху!
— Как интересно! — просияла Дуня, услышав, что княгиня ловко всё устроила с турнирами. — А что про князя слышно?
— Воюет наш князь, и Иван Иваныч с ним, науку воеводы перенимает. Ты письмишко своё отправь ему через княгиню.
— Да когда я ещё к ней попаду?
— Завтра она ждёт тебя поутру. Через Наталию весточку передала мне.
— Ого, — только и сказала Дуня, а дед утвердительно кивнул. Нынче так получалось, что Дуняшке легче легкого попасть к княгине. Другие вынуждены задействовать связи, дожидаться серьёзного повода, а ей дозволено запросто приходить. Внучка не злоупотребляет, так о ней без напоминания всегда спросят, в гости зовут. Вот такие дела<strong>…</strong>
— Ты иди, матери скажи, что тебе завтра к княгине. Пусть приоденет тебя и Светланке накажет сопроводить.
— Ох, деда, не задерживаются
— Это точно, — хмыкнул Еремей. — Ты умудрилась даже старую деву без приданого выдать замуж!
Дуня вскинулась, чтобы сказать, что приданое они с мамой соберут Светлане, но дед отмахнулся:
— Ты вот что, замолви княгине словечко об Афанасии. Он рвётся на приём, да ему отворот-поворот дают.
— Афанасию надо к князю идти, — посерьёзнев, ответила ему внучка. — Пусть ждёт его приезда.
— Ишь ты, — удивился Еремей, — может, знаешь причину его нетерпения?
— То не моя тайна.
— Чё это? — опешил Еремей. — Даже деду родному не скажешь?
— Не можно, — строго отрезала Дуня.
— А я тебе сахарную голову отдам! Мне тут за кой-какую услугу притащили. Вот такенная! — дед развел руки шире стола, хотя голова была размером с мужской кулак, не боле.
— Я не подкупна, — грозно сверкнув глазами, возмутилась внучка, — но голову всё равно мне отдай! Я знаю, что из неё сделать.
— Знает она, — заворчал дед, — а ты знаешь, что Аксиньины игрушки плохо продаются? Зато про валенки всё время спрашивают, а ты Митьку с собой забрала.
— Аксинье покажу, как шапки интересные делать и лёгкие домашние тапочки. Ты не сказал, как дела у Даринки?
— А у этой шустрой девицы дела на диво хороши, — с удовольствием вспомнил о ней дед. — Я её к мастерицам Милославы посадил, так вместе у них хорошо ладится. Рукодельницы шьют и вышивают рубахи, рушники, настилы… много чего у них там, а Даринка всё обвязывает и лепо у них всех получается.
— А у деревенских как дела?
— Неплохо, — одобрительно произнёс Еремей. — Каждое воскресенье приезжают. Товар привозят и на турнир смотрят, но торг на спад идёт. Сейчас по всей Москве всякие-разные игрушки делают и продают. Если бы не подражатели, то мы все могли бы здорово подняться, но я не жалуюсь. Наши люди заработали и мы. Так что не буду бога гневить.
— Раньше-то зимой им даже копеечки не капало в суму. А диваны делают? Есть спрос?
— Делают, но тут тоже… — Еремей замялся, вспоминая неприятное столкновение с деревщиками. Он им прямо сказал, чтобы они не смели повторять его диваны, но те пошли искать защиты, и Еремею пришлось спорить с равными. Точнее, его обозвали худородным выскочкой, а огрызнуться не получилось. Не нажил ещё большого двора и дружины, чтобы зубы казать.
Дуня прекрасно поняла, что с мебелью произошло тоже, что с игрушками. Никаких авторских прав нет, только право сильного.
— Что с брусчаткой? — кусая губы от досады на расплодившихся подражателей, деловито спросила Дуня.
— Каждую неделю Фёдор присылает телегу с Якимкиными каменюками, а у меня уже другие бояре спрашивают для себя такое же.
— Дед, нам надо свой двор вымостить.
— Надо бы, — согласился Еремей. — Вот придёт весна, земелька высохнет и тогда…
Дуня слушала, кивала и зевала.