Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)
Шрифт:
— Ты должен понять, — говорит Тайлер, — первое мыло делалось из героев.
Подумай о животных, которых используют для тестирования новых продуктов.
Подумай об обезьянах-космонавтах.
— Без их смерти, их боли, их жертвы, — говорит Тайлер, — у нас бы не было ничего.
Я останавливаю лифт между этажами, пока Тайлер расстёгивает ремень. Когда лифт останавливается, все эти кастрюльки в тележке официанта прекращают греметь и выпускают пахнущий грибами пар к потолку лифта, как только
Тайлер расстёгивает молнию и говорит: — Не смотри на меня, мне никак, когда смотрят.
Сегодня — томатный суп-пюре с cilantro и моллюсками. Кроме нас никто, даже если принюхается, не обнаружит ничего подозрительного.
Я говорю, поторопись, и кидаю взгляд через плечо — на Тайлера, который уже вытащил на полдюйма своё хозяйство. На это смешно смотреть — будто высоченный слон в белой рубашке официанта и галстуке-бабочке пьёт суп маленьким хоботом.
Тайлер говорит:
— Я же сказал — не смотри.
Дверь лифта, которая находится передо мной, имеет маленькое окошко, которое позволяет мне понять, что творится в служебном банкетном коридоре. Если учесть, что мы остановили лифт меж этажами, мой обзор находится на уровне таракана, ползущего по зелёному линолеуму, и отсюда на уровне таракана зелёный коридор вытягивается в никуда, где в полуоткрытых дверях титаны и их жёны пьют вёдра шампанского, и на каждой — бриллиантов больше, чем я могу осознать.
На прошлой неделе, говорю я Тайлеру, когда проходила рождественская вечеринка Юристов из Эмпайр Стейт Билдинг, я поднатужился и навалил в их апельсиновый мусс.
На прошлой неделе, говорит Тайлер, он остановил лифт и перданул в целую тележку «Boccone Dolce» для чаепития Молодёжной Лиги.
Тайлер знает, как хорошо меренги впитывают запах.
На уровне таракана мы можем слышать пленённую арфистку, извлекающую музыку для титанов, поднимающих вилки с барашком, каждый кусочек размером с поросёнка, в рот, похожий на Стоунхендж с его глыбами.
Я говорю, — да поехали уже.
Тайлер отвечает:
— Я не могу.
Если суп остынет, они отошлют его обратно.
Гиганты, они отошлют что-нибудь обратно на кухню и без всякой видимой причины. Они просто хотят посмотреть, как ты бегаешь вокруг них за их же деньги. На обедах, похожих на этот, они знают, что чаевые уже включены в счёт, так что обращаются они с тобой, как с говном. А мы на самом деле ничего на кухню не возвращаем. Подвинь на тарелке «Пом Паризьён» и спаржу под голландским соусом, подай другому, и всё в полном порядке.
Ну, говорю, просто Ниагара. Река Нил. В школе мы все думали, что если ты положишь чью-нибудь руку в тазик с тёплой водой, то он обмочится в кровати.
Тайлер говорит:
— Ой.
За моей спиной Тайлер говорит:
— О, да. Уф, я это почти сделал. О, да. Да.
За полуоткрытыми дверьми в бальных комнатах за коридором обслуги мелькают золотые, и чёрные, и красные платья, такие же монументальные, как бархатный
Не слишком увлекайся, говорю я.
Тайлер и я, мы превратились в партизан — террористов сферы обслуживания. Подрывники званых обедов. Отель обслуживает званые обеды, и когда кто-нибудь хочет есть, они достают еду, и вино, и пряности, и посуду, и официантов. Они делают всю работу и представляют счёт. И так как они знают, что уже дали тебе чаевые, то обращаются ровно как с тараканом.
Однажды Тайлер обслуживал званый обед. Это случилось как раз в то время, когда Тайлер превратился в официанта-ренегата. Это был его первый званый обед, Тайлер подавал рыбу в прозрачно-белом стеклянном доме, который, казалось, плавал над городом на своих стальных ногах, упирающихся в склон холма. И пока Тайлер соскребал спагетти с тарелок, хозяйка ворвалась в кухню, держа в дрожащих руках обрывок бумаги, развевающийся, словно флаг. Щёлкая зубами, мадам спросила, не видел ли кто кого-нибудь из гостей, спускавшихся по коридору, ведущему к спальным покоям? Особенно кого-нибудь из женщин? Или хозяина?
В кухне Тайлер, Альберт, Лен и Джерри, моющие тарелки и складывающие их в стопки, и повар Лесли, украшающий артишоки, фаршированные креветками и escargots, чесночным маслом.
— Нам не полагается заходить в эту часть дома, — говорит Тайлер.
Мы пришли через гараж. Всё, что мы могли видеть — гараж, кухня и столовая.
Хозяин встаёт за спиной жены в дверном проёме и вырывает кусочек бумаги из её трясущейся руки.
— Мы с этим разберёмся, — говорит он.
— Как я могу обвинять этих людей, — говорит мадам, — если я не знаю, кто это сделал?
Хозяин кладёт ладонь на её спину, на шёлковое белое вечернее платье, подобранное под цвет дома, и мадам выпрямляется, расправляет плечи, и внезапно наступает тишина.
— Они твои гости, — говорит он. — И этот приём очень важен.
Выглядит презабавно — будто чревовещатель оживляет свою куклу. Мадам смотрит на мужа, который легонько подталкивает благоверную в сторону столовой. Записка падает на пол и летит, подчиняясь сквозняку от закрытия кухонной двери, прямо к ногам Тайлера.
Альберт спрашивает:
— Что там написано?
Лен начинает чистить рыбу.
Лесли суёт противень с артишоками в духовку и спрашивает: — Так что там?
Тайлер смотрит прямо на Лесли и говорит, даже не подбирая записки: — В одном из этих ваших элегантных флакончиков — моя моча.
Лесли улыбается.
— Ты налил в её духи?
Нет, отвечает Тайлер. Он просто оставил эту записку меж бутылочек и флакончиков. Там, наверное, целая сотня этих флаконов — в ванной у зеркала.
Лесли улыбается.