Бойцовский клуб (перевод А.Амзина)
Шрифт:
Я читаю «Ридерз Дайджест» на кухне. Я в полном замешательстве.
Марла зовёт:
— Тайлер. Я войти могу? Ты дома?
Я кричу:
— Тайлера дома нет.
Марла отвечает:
— Ладно, не будь гадом.
А сейчас я стою в дверях. А Марла — в коридоре с пакетом Federal Express, и говорит: — Мне нужно положить кое-что в твою морозилку.
Я иду за ней по пятам на кухню, повторяя: — Нет.
Нет.
Нет.
Нет.
Она же не собирается хранить свой хлам в этом доме.
— Но котик, — говорит Марла. —
Не, этого я не говорил. Последнее, чего я хочу — это Марлу, входящую раз за разом с новым куском дерьма.
Марла кладёт свой разодранный пакет от Federal Express на кухонный стол, и высвобождает что-то белое от транспортировочного полистиролового наполнителя, и трясёт этой штукой перед моим лицом.
— Это не дерьмо, — говорит она. — Это моя мать, так что оттеребись.
То, что Марла вытащила из упаковки — один из пакетов с белой массой, которую Тайлер варил для того, чтобы сделать мыло.
— Могло быть хуже, — говорит Тайлер. — Если бы ты случайно съел то, что в одном из этих пакетов. Встал бы посреди ночи, взял бы этого белого говна и добавил Калифорнийскую суповую смесь, и съел бы это с картофельными чипсами. Или брокколи.
Больше всего на свете, пока я и Марла стоим на кухне, я не хочу, чтобы Марла открыла морозилку.
Я спросил, что она собирается делать с этим белым дерьмом?
— Парижские губы, — сказала Марла. — Ты стареешь, твои губы втягиваются внутрь. Я накапливаю коллаген для инъекций в губы. У меня уже почти тридцать фунтов коллагена в этой морозилке.
Я спросил, это какие ж губы ты хочешь?
А Марла ответила, что её пугает сама операция.
Эта фигня в упаковке Federal Express, говорю я Тайлеру в «Импале», это та же самая дрянь, из которой мы делаем мыло. Вообще, после того, как силикон оказался вредным, коллаген стал дефицитным товаром — в плане того, что людям нужно разгладить морщины или накачать губы, скорректировать форму подбородка. Как объяснила Марла, большая часть дешёвого коллагена делается из переработанного и стерилизованного говяжьего жира, но только этот коллаген надолго в теле не задержится. Как только ты делаешь инъекцию, скажем, в губы, организм начинает отторгать коллаген, выталкивает его. И через шесть месяцев у тебя снова тонкие губы.
Лучший вид коллагена, сказала Марла, это твой собственный жир, который отсосали с ляжек, переработали, очистили и впрыснули в губы или куда там тебе надо. Этот коллаген приживётся.
Эта фигня в морозилке, она была коллагеновым фондом, жиртрестом Марлы. Когда у её мамочки нарастал новый жирок, она отсасывала его и упаковывала. Марла говорит, что процесс называется «подборкой». Если матери Марлы самой коллаген не нужен, она отсылает пакеты Марле. Марла никогда жирной не была, а её мама считает, что коллаген родственника может лучше прижиться на Марле, чем этот — говяжий.
Уличные огни проникают сквозь соглашение о продаже, через
— Пауки, — говорит Тайлер, — могут отложить яйца, а личинки проделают сеть туннелей под твоей кожей. Вот насколько хреновой может быть жизнь.
И сейчас мой цыплёнок с миндалем в тёплом, жирном соусе на вкус становится чем-то, что отсосали у матери Марлы с ляжек.
Это было сразу после того, как я стоял на кухне с Марлой, и я знал, что сделал Тайлер.
ОТВРАТИТЕЛЬНЫЕ МОРЩИНЫ.
И я знал, зачем он послал сладости матери Марлы.
ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИ.
Я говорю, Марла, ты не хочешь смотреть в морозилку.
Марла говорит:
— Чего?
— Мы никогда не едим красного мяса, — говорит мне Тайлер в Импале, и он не может использовать куриный жир, потому что тогда мыло не сформируется в бруски.
— Эта штука, — говорит Тайлер, — была нашей птицей удачи. Мы оплатили аренду при помощи коллагена.
Я говорю, тебе бы следовало сказать Марле. А то теперь она думает, что я это сделал.
— Омыление, — говорит Тайлер, — это химическая реакция, которая необходима для производства мыла. Куриный жир не сработает — как и любой жир с большим содержанием соли.
— Слушай, — говорит Тайлер. — У нас большой заказ, который надо выполнить. Мы пошлём матери Марлы шоколаду и несколько фруктовых кексов.
Я не думаю, что это сработает.
Короче говоря, Марла заглянула в морозилку. Хорошо, сначала была небольшая потасовка. Я пытаюсь остановить её, и сумочка, которую она держала, падает, и раскрывается на линолеуме, и мы оба оскальзываемся на жирной белой массе, и поднимаемся, прикрывая рот, чтобы не стошнило. Я хватаю Марлу сзади за талию, её чёрные волосы хлещут по моему лицу, её руки прижаты к бокам, и я повторяю вновь и вновь: это не я. Это был не я.
Я этого не делал.
— Моя мама! Ты её расплескал по полу!
Нам нужно было сделать мыло, говорю я, упираясь лицом в её затылок. Нам нужно было постирать мои брюки, оплатить аренду, заплатить за газ. Это не я.
Это всё Тайлер.
Марла орёт:
— О чём ты говоришь? —
И вырывается, попутно освобождаясь от юбки. Я пытаюсь поднять с пола хоть что-то при помощи индийской хлопковой юбки Марлы, а Марла в колготах, на каблуках, и в деревенской блузе раскрывает морозилку, а внутри нет коллагенового фонда.
Там только две старых лампочки, и всё.
— Где она?
Я уже почти пячусь назад, мои руки скользят, мои туфли скользят по линолеуму, моя задница чертит чистую дорожку по грязному полу — подальше от Марлы и холодильника. Я держу юбку и не осмеливаюсь смотреть на лицо Марлы, когда я говорю ей.
Правду.
Мы сделали из неё мыло. Из неё. Из матери Марлы.
— Мыло?
Мыло. Ты варишь жир. Мешаешь его с щёлоком. У тебя получается мыло.
Когда Марла верещит, я бросаю юбку ей в лицо и бегу. Я скольжу. Я бегу.